Стихотворение добрые слова о дриз: презентация к стихотворению О.Дриз «Добрые слова» — презентации к произведениям детских писателей — сценарии и презентации — Каталог файлов
Волшебные слова
Тема: Волшебные слова.
Цель:
• формировать у детей представление о вежливом обращении к сверстникам и взрослым людям, умение использовать вежливые слова в различных жизненных ситуациях;
• развивать словарный запас детей, обогащать речь детей сложными предложениями;
• воспитывать доброжелательное отношение к сверстникам.
Ход урока
1.Орг.момент
— Ребята, здравствуйте! Подойдите все ко мне, сделайте круг и возьмитесь за руки.
Доброе утро, ребята,
Милые дошколята!
Вы друг другу улыбнулись;
Поздоровались со всеми?
— Давайте друг другу скажем “Добрый день!”. Молодцы!
2.Введение в тему
Вступительное слово учителя
Есть волшебные слова,
Все запоры открывают,
Говорим мы их не зря,
Они в жизни помогают,
Возвращают силу вновь,
Убирают боль при муке,
Возрождают в нас любовь,
Грусть снимают при разлуке.
Не стесняйтесь говорить,
Здравствуйте, пожалуйста,
С ними легче нам прожить,
Плыть под белым парусом.
2. Сообщение темы и цели
— Наше занятие называется «Тайны волшебных слов», сегодня нам предстоит узнать эти слова и их тайну.
3. Работа по теме
Повторение вежливых слов.
— Послушайте маленькие стихотворения и сами вставьте последнее слово в каждом из них рифму:
1. Растает даже ледяная глыба от слова теплого…
«Спасибо»
2. Мальчик вежливый и развитый говорит при встрече:…
«Здравствуйте!»
3. Когда вас ругают за шалости говорим:…
«Прости, пожалуйста»
4. И во Франции и в Дании на прощанье говорят:
«До свидания»
— С давних времен люди учили употреблять «волшебные» слова даже маленьких детей. Чтобы стать культурным, воспитанным человеком, нужно с детства приучаться быть вежливым, добросердечным.
А) Все воспитанные люди при встрече со знакомым человеком должны …?(здороваться)
— А известно ли вам, что обозначает слово «здравствуйте»?
— ЗДРАВСТВУЙ(ТЕ). Образовано от глагола ЗДРАВСТВОВАТЬ -» быть здоровым, благополучно существовать». Значит, здороваясь с человеком, вы желаете ему здоровья.
— В течение дня мы слышим много разных приветствий. А как вы здороваетесь:
а) утром с родителями
б) по дороге в школу с друзьями
в) в школе с учителями?
Уч-ль читает стихотворение «Добрые слова» (О. Дриз)
Добрые слова не лень
Повторять мне трижды в день.
Только выйду за ворота,
Всем идущим на работу,
Кузнецу, ткачу, врачу
«С добрым утром» — я кричу.
«Добрый день!» — кричу я вслед
Всем идущим на обед.
«Добрый вечер!» — так встречаю
Всех домой идущих к чаю.
Б) — Другое волшебное слово надо говорить, расставаясь.
— Догадались ли вы, о каком слове я говорю?
— Вдумайтесь в значение: «до свидания» — это слово выражает желание и надежду на встречу, свидание.
— Какие слова прощания вам известны? (До свиданья (-ия)! Всего хорошего! Всего доброго! До встречи! Прощайте! Спокойной ночи! Доброй ночи! Счастливо! Всего! Пока! Бывай! Будь! Разрешите попрощаться! Позвольте откланяться!)
Уч-ль читает стихотворение
Даже дети знают, некрасиво
Не сказать за доброту «Спасибо!»
Это слово с детства нам знакомо
И звучит на улице и дома.
— Ребята, скажите, в каких случаях употребляют слово «спасибо»?
Решение коммуникативно–ситуативных задач.
На перемене Коля достал из портфеля конфеты, которые утром перед школой дала ему мама. К нему подошёл одноклассник Саша. Коля угостил его конфетой. Саша сказал ему: «Большое спасибо».
-За что Саша благодарил Колю?
4. Итог
– Какие слова считаем волшебными?
– В чем же их тайна?
— Каждое доброе слово несет силу, энергию прежде всего тому человеку, кто сказал его, а затем и тому, в адрес кого эти слова сказаны. Важно не только сказать доброе слово, но и вложить в него душу. Без тепла, искренности сказанное слово – неживое.
— Человека, который употребляет в речи волшебные слова и произносит их без напоминания и от чистого сердца, считают вежливым.
— Как вы понимаете пословицу «От вежливых слов язык не отсохнет».
— Надеюсь, что вы всегда будете помнить эту пословицу и пользоваться волшебными словами. А они творить свое волшебство и помогать вам в жизни.
Адрес публикации: https://www.prodlenka.org/metodicheskie-razrabotki/353492-volshebnye-slova
Овсей Дриз известный и неведомый
К 110-летию со дня рождения советского детского поэта Овсея Овсеевича
Дриза или советского еврейского поэта Шике бен Шике Дриза о его жизни и
творчестве рассказывает заведующая сектором библиотеки №10 «Радуга» Ирина Бандровская.
Укладывая детей спать, я часто
напевала вот эту колыбельную песню:
Cпят мышата, спят ежата,
Медвежата,
Медвежата и ребята.
Все уснули до рассвета,
Лишь зеленая карета,
Лишь зеленая карета
Мчится, мчится в вышине,
В серебристой тишине.
Шесть коней разгоряченных
В шляпах алых и зеленых
Над землей несутся вскачь,
На запятках черный грач.
Не угнаться за каретой,
Ведь весна в карете этой,
Ведь весна в карете этой.
Спите,
Спите, спите, медвежата,
И ежата,
И ежата, и ребята.
В самый, в самый тихий ранний час
Звон подков разбудит вас,
Звон подков разбудит вас:
Только глянешь из окна —
На дворе стоит весна!
Спят мышата, спят ежата,
Медвежата,
Медвежата и ребята.
Все уснули до рассвета,
Лишь зеленая карета,
Лишь зеленая карета,
Лишь зеленая карета…
Спустя
годы, я узнала, что слова к
этой песне написал – Овсей Дриз, а автор музыки — Александр Суханов. И если
быть абсолютно точной, Дриз написал красивое стихотворение «Зелёная карета»,
которое перевел на русский язык другой замечательный поэт — Генрих Сапгир. А
Суханов сделал из него песню.
Овсей Овсеевич (Шике) Дриз родился 29 (16)
мая 1908 года на Украине, в подольском местечке Красное под Винницей (Кроснэ — так на южном наречии
идиша называли его местные евреи).
Мое местечко Красное
Моего местечка,
Может быть, и не было.
Может, это Красное
Только лишь во сне было.
Может, мама выстрадала
Попросту его,
А невеста вышила
Красоту его?
Может, в лес пошло оно,
Словно в сказке козлик,
Чтоб детей порадовать —
Купить летний дождик?
Может, волку страшному
Кто-то сообщил
И этого козленка
Он в Чащу утащил.
Может, может, сплю я
И во сне, во сне
Детство мое милое
Снится, снится мне?
Перевод Б. Слуцкого
Детство
Мальчик рос сиротой. Его отец Шика
Дриз почти сразу после свадьбы отправился за океан в поисках заработка и в пути
скоропостижно скончался.
Молодая вдова со временем вторично
вышла замуж. И детство Шике Дриза-младшего прошло в доме деда — лудильщика в
местечке Красное под Винницей. К деду часто заглядывали «на огонёк» его соседи
— такие же ремесленники, мастеровые, которые всегда тяжело работали, но никогда
не теряли чувства юмора. Любили острое словцо, весёлую песню. Грамоте и премудростям Торы Шике обучался
в хедере, получив традиционное начальное еврейское образование, а когда новая
власть открыла в селе украинскую школу, то стал ее учеником.
Юность
Окончив начальную
еврейскую школу, Дриз поехал в Киев и поступил на работу на завод «Арсенал».
Одновременно учился в художественном училище, в Киевском институте искусства.
Он мечтал стать скульптором. С детских лет рисовал, лепил. Но в полную силу его
талант открылся в поэзии.
Писал он по-еврейски на идиш, овладев языком в доме
деда. Музыкальность и мудрость этого языка стали главным отличительным
признаком его поэзии.
В 1930 году вышел первый
сборник его стихов «Светлое бытие». А в 1934 году — следующий сборник «Стальная
мощь».
Долг Родине
26-летний поэт пошел
добровольцем в Красную Армию, в пограничные войска Украинского округа. Служба
была нелегкой, поскольку проходила на территории, которая после раздела Польши
в 1939 году (пакт Молотова-Риббентропа) отошла к СССР. Дриз служил тогда в Дрогобыче,
Пшемышле и других городках Галиции, часто посещал Лемберг (Львов), искал
общения с местными евреями и с теми, кто бежал от нацистов, помогал им как мог.
Там, на границе, он встретил начало войны, а дальше, как во фронтовой песне: «с
“лейкой” и блокнотом, а то и с пулеметом». Редактировал «дивизионку»,
сотрудничал во фронтовых газетах. Были на дорогах войны и мучительные
отступления, и попытки узнать, где находятся родные и что с ними. Именно во
время войны и вскоре после нее были написаны самые сильные, самые трагические
стихи Дриза — о войне. Демобилизуется он только в 1947-м и переезжает в Москву.
Кирпичный букет
Война
– войной,
А
подарок – подарком.
Я
сидел в опустевшей комнате
И
думал,
Что
подарить любимой.
Война
– войной,
А
подарок – подарком.
Вдруг
меня осенило!
Подарю
ей
Четыре
моих стены.
Стену,
открытую настежь
Для
добрых людей.
Стену,
что спокойно считает
Минуты,
часы моей жизни.
Стену,
что смотрит квадратом
Тревожного
неба.
И
эту стену,
Что
немного меня стыдится, –
Я
знаю,
У
нее есть уши.
Мой
кирпичный букет
Я
обвязал лентой –
И
опустил туда ключ.
Война
– войной,
А
подарок – подарком…
Я
очнулся в госпитале.
Ударила
бомба в ту ночь
В
мой кирпичный букет.
Перевод Г. Сапгира, 1942 г.
Трудный
период
В СССР начался трудный период в истории
литературы на идиш: убийства Михоэлса, в городе закрывались еврейские школы, был
разгромлен Еврейский антифашистский комитет, закрывается издательство «Дер Эмес» («Правда»), на очереди — ликвидация ГОСЕТа и других
еврейских театров. Всю эту вакханалию поэт видел и остро осязал, свидетельством
тому стало стихотворение «Фиолетовый день», посвященное Михоэлсу, которого
Москва в те горькие дни провожала в последний путь. Эти спрятанные в стол стихи
были немым протестом:
Фиолетовый день
День был фиолетовый,
Облачное небо —
Рыбья чешуя.
Где-то шумели
Трамваи, машины.
А здесь, на Малой Бронной,
Стояла тишина.
И процессией странной,
Желто-красно-зеленой,
В тишине
Шли шуты.
Было хмуро и сыро.
Шуты несли
На своих плечах
Короля
Шли осторожно,
Как по краю пропасти,
В своей торжественной нелепости
Великолепные шуты.
Молчанием его оплакивали.
Лишь позвякивали
Бубенчики,
Нашитые
На шутовские колпаки:
“Дзинь-дзинь,
Дзинь-дзинь…”…
Перевел Г. Сапгир, 1948г.
Чтобы как-то выжить, поэту пришлось
перепробовать много профессий. Живя в Москве, он работает лепщиком, мраморщиком-гранильщиком
надгробных памятников, камнерезом, то есть изготовителем скульптур, в
мастерской Художественного фонда. Еврейский поэт Шике Дриз вместе со всей
разгромленной и замученной советской еврейской литературой остался в прошлом.
Окунувшись в разноцветный мир детских грез, пишет стихи для малышей, но и их
печатать было негде — книг на мамэ-лошн не выпускали, газеты и журналы –
закрыты. Поэт явно бедствует.
Великая пианистка Мария Юдина писала о Дризе в одном из писем: «Приходил
нищий замечательный еврейский поэт, перед жизнью коего — я — на верху
благоденствия». Как раз в этот период Дриз знакомится с Генрихом Сапгиром,
который перевел большинство стихотворений поэта.
Песенка о глине
Я люблю комочек глины
Разминать в ладони
И при этом напевать:
«Кони мои, кони…»
О далеком детстве
Вспоминать люблю я:
Вот опять из глины
Скакуна леплю я.
Ласточек люблю я,
Быстрых и пугливых,
Потому что лепят
Домики из глины.
Ой ты, глина красная!
Домик над рекою,
Глиняные крынки,
Глиняные кони.
Перевод Г. Сапгира, 1960г.
Оттепель
В конце 1950-х годов советская еврейская литература
«оттаивает». Сперва осторожно, затем резко увеличивая тиражи, наряду со «взрослыми»
стихами стали издаваться книжки для детей. Начинают выходить оригинальные и
переводные еврейские книги. Дриз тоже пытается вернуться в литературу, прежде
всего — найти переводчиков для своих стихов. Наконец в 1959 году вышел «Веселый
пекарь» — первый сборник детских стихов Дриза в русских переводах. «Веселый
пекарь» был издан немалым тиражом в 35 тысяч экземпляров. Предисловие написал
маститый Лев Кассиль, переводы выполнила опытная Татьяна Спендиарова, рисунки —
Наум Цейтлин, ставший надолго основным иллюстратором Дриза.
А уже через год
следующая книжка «Глоток воды» имела тираж 300 тысяч. Так год за годом и пошло.
На свет появился советский детский поэт Овсей Дриз.
Первым переводчиком Дриза была, как уже сказано,
Татьяна Александровна Спендиарова (1902–1990). После нее было много других,
среди них весьма именитые. По несколько стихотворений в разные годы перевели С.
Маршак, С. Михалков, Б. Заходер, Б. Слуцкий, Ю. Мориц, Э. Мошковская. Много
переводили Дриза — Р. Сеф, Генрих Сапгир и его друг, рано умерший Г.Цыферов.
Были и другие переводчики.
Стихи Дриза, предназначенные для детей, переводили на
украинский, молдавский и другие языки народов, населяющих СССР, а также на
иностранные. Некоторые стихи и сказки Дриза были положены на музыку композиторами
Мотлом Полянским, Александром Сухановым и другими, их распевали в детсадах и
школах, не подозревая о том, что тексты являются переводом с еврейского. По
стихам-сказкам выпускали мультфильмы, в театрах ставили спектакли, например, по
пьесе «Серебряная кузница».
Только побег в
детскую поэзию, сохранили Дризу жизнь и сердце почти до 63-х лет. До обидного
мало…
Куда убегает зима
Спросил меня Энык,
Спросил меня Бенык:
— Куда убегает весна,
Когда прибегает
Горячее лето
И вишня горит у окна?
— Конечно, ему я ответил на это:
— В улыбку твою Убегает она
.— Спросил меня Энык,
Спросил меня Бенык:
— А лето куда убежит,
Когда прибежит
Ароматная осень
И лист на ветру задрожит?
— Конечно, ему я ответил на это,
Что осенью спрячется
Красное лето,
Оно в сентябре
Убежит по привычке
В румяные щёки
Твоей же сестрички.
— А осень? А осень?
А осень куда?
— А осень, — ему отвечаю тогда, —
С деревьев на землю
Стряхнёт абрикосы
И спрячется в мамины
Жёлтые косы. —
А Энычек-Бенычек
Ходит за мной:
— Куда же зима
Убегает весной?
— Ах, Энычек-Бенычек,
Сам не пойму.
Но ранней весною
Ушанку сниму,
И Эныку-Беныку
Станут видны
Сугробы моей
Голубой седины.
И Эныку-Беныку
Станет попятно,
Куда убегает
Зима от весны.
Перевод Ю. Мориц, 1964г.
Как рассказывала
вдова поэта Лидия Сергеевна, Дриз умер от третьего инфаркта 14 февраля 1971 года. На сердце его (при вскрытии) обнаружили шесть «узелков»»
— то есть три инфаркта он перенес на ногах (или за письменным столом, или, что
греха таить, за ресторанным).
Проводы в последний путь.
Для прощания с Дризом была
предоставлена так называемая «8-я комната парткома», где иногда проводились
вечера поэзии, обсуждения новых книг писателей и т.п. Комната была вполне
нормальной для встреч и заседаний,
светлая, метров 25, с окнами на улицу Воровского. Но на сей раз она едва
вмещала всех желающих проститься с Овсеем Дризом.
Литфонд, который получал немалый
процент за огромные тиражи детских книг, мог бы похоронить еврейского поэта по
более высокому разряду.
Есть миф, что на похоронах поэта была
Белла Ахмадулина. Она, мол, хотела поцеловать Дриза в лоб, но из-за малого
роста не могла дотянуться. Ей принесли скамеечку, она встала на нее и
простилась с Дризом.
Юрий Коваль позже писал: «Хоронили Овсея странно. В парткабинете
Союза писателей стоял его гроб. Это было смешно и дико: Овсей в парткабинете! Я
плакал, как и сейчас плачу, вспоминая Овсей Овсеича, глаза мои тогда ничего не
видели, но все время чувствовался какой-то смех: «Овсей в парткабинете!» А на
кладбище Генрих Сапгир и Витя Пивоваров смех подтвердили, схватили какой-то
гроб — «Это — Овсей!»,- отволокли к могиле, открыли, а это был не Овсей. Долго
мы искали нашего Овсея. Нашли и похоронили, и смеялся Овсей Овсеич, что мы,
дураки, растерялись. Цветы мои на твоей могиле давно завяли, но чувствую, что
еще в своей жизни много раз вспомню тебя, Овсей, божественный поэт».
Похороны Овсея Дриза отразились в
одном из стихотворений Бориса Слуцкого
«ОПТИМИСТИЧЕСКИЕ
ПОХОРОНЫ»
Никогда
так хорошо Дриз не одевался!
Никогда
так хорошо Дриз не издавался!
Все
издатели стоят с книжками у гроба
И
торжественно глядят синими глазами.
А
костюм на нем такой, хоть езжай в Европу!
А
рыдают все по нем крупными слезами.
Кто
с Овсеем выпивал, то есть собутыльники,
Кто
его переводил, то есть переводчики,
Приоделись
и блестят — новые полтинники! —
Выделяясь
красотой между всеми прочими…
(Альманах «Год за годом»,
вып. 5, М.,1989)
Овсей Дриз был похоронен на 129 участке Востряковского кладбища в
Москве.
Наследие
В 1960-е годы,
в последнее десятилетие своей жизни, Дриз достиг большого, хотя и запоздалого
успеха. В 1969 году вышел в свет его итоговый сборник «Ди ферте струне»
(«Четвертая струна»). Эта книжка дает наилучшее представление о творчестве
Дриза. Там есть и его ранние стихи 1930–1950-х годов, и новые, написанные уже в
1960-е.
Но и после смерти поэта его книги продолжали выходить. В 1983 году последовал
сборник «Зеленое дерево». В 1990-м, под самый занавес прежней эпохи, был издан
еще один, наиболее полный сборник «взрослого» Дриза на русском языке — «Белое
пламя», тиражом 10 тысяч экземпляров.
Друг и
иллюстратор Дриза художник Виктор Пивоваров пишет в своих мемуарах: «Никогда
его столько не издавали, как после смерти». При жизни Дриза у него
вышло 34 детских книжки в переводах на русский язык. В одном только 1969 году
их было опубликовано восемь
Русский поэт,
переводчик с идиша, литературовед Лев Петрович Фрухтаман помогал вдове Лидии
Сергеевне, по ее просьбе, «расшифровать» все найденные ею наброски дризовских стихов:
на лоскутках бумаги, в черновиках, на спичечных коробках, на старых рецептах. «Зачем это, Лидия Сергеевна? — говорил
он, жалея ее, ведь она не знала ни одной буковки языка идиш. «Еще так много осталось рукописей, машинописи
ненапечатанных стихов?» «Нет, —
отвечала она, — Авром Гонтарь сказал, что
каждое слово Дриза ценно и чтобы я ничего не вздумала выбросить, все будет
напечатано в «СоветишГеймланд»». (Гонтарь был тогда редактором
отдела поэзии журнала).
И действительно,
заглянув в библиографический указатель журнала, можно убедиться, что будучи
постоянным автором «СоветишГеймланд», начиная с 3-го номера 1961
года, Шике (Овсей) Дриз и после смерти еще с десяток лет оставался в
литературном строю (так говорили в советские времена!), вернее «вне строя», на
своей, завоеванной им, лирической высоте. Его стихи для детей и взрослых под
рубрикой «Из творческого наследия» печатались в еврейском журнале почти
ежегодно, а то и два раза в год.
Воспоминания
современников
ГЕНРИХ САПГИР
Сохранившиеся
воспоминания Сапгира о Дризе лаконичны и реалистичны. Вот отрывочек
сапгировских мемуаров, в которых весь Дриз — в свете комического трагизма: «Я знал Овсея Дриза и дружил с ним, я любил
его песенную душу, которая смотрела на мир большими печальными глазами. Он
радовался, как ребенок, и умел сказать, кстати, острое словцо. Например, когда
он закончил лечиться у стоматолога, сказал с улыбкой: «А знаешь, я издал,
наконец, полное собрание собственных зубов!»» (В другом варианте своих
воспоминаний Сапгир пишет, что слово «собрание» Дриз шепеляво произносил «шобрание»!). ..
ЯКОВ АКИМ
«Овсей Овсеевич прожил
совсем не лёгкую жизнь. Трудности и невзгоды не ожесточили Дриза, не сделали
его замкнутым. Наоборот, всё пережитое ещё больше приблизило его к людям,
наполнило сердце поэта редкостной щедростью и состраданием. Не слышал, да и не
думаю, чтоб Овсей Овсеевич когда-либо говорил о главной своей жизненной задаче
– он не любил громких слов. Но наверняка знал, чувствовал своё признание: нести
людям радость. Помогать им, как бы заново увидеть такой привычный для них
будничный мир. Мир, который самому поэту открывался сказочным и многоцветным» …
Чтобы сделать волшебным
Весенний рассвет,
Надо долго-долго идти
И охапку сияющих
Желтых лучей
Самому на дороге найти.
И добавить к сияющим
Жёлтым лучам
Охапку зелёных веток,
Краешек неба,
Пенье ручья
И маленьких птиц
Всевозможных расцветок.
И добавить немного
Тёплого ветра,
Запах ландыша,
Звон травы,
И потом ладошкой
Плеснуть на это
Совсем немножко
Речной синевы.
И всё это вместе
Перемешать,
Закрыть глаза
И почти
Не дышать!
Клянусь, это будет
Волшебным рассветом,
Если никто не забудет
При этом
Крикнуть маме:
«Доброе утро!»
О.Дриз,
перевод Ю. Мориц
ДАВИД ШРАЕР-ПЕТРОВ
«Вышел невысокий человек с шапкой седых
волос, угольно-черными бровями и напряженным ртом… Сейчас, спустя много лет,
черты его лица сливаются у меня в памяти с автопортретом Мартироса Сарьяна…
Начал читать… Точнее – петь… Точнее – это было что-то вроде мелодекламации,
но абсолютно естественной, без тени нарочитости или какой-то искусственности.
Впечатление было огромное… Больше всего очаровывало сочетание мудрости и
наивности, открытости и замкнутости. О своей жизни Овсей Овсеевич рассказывал
скупо.…Даже выпив, размякнув душой и изливаясь в добрых чувствах к собеседнику,
он как бы сохранял некую защитную оболочку».
Ирина Бандровская
Поэма недели Филипа Ларкина
Подкаст моих стихов Words by Winter можно найти здесь.
Привет, Дриз. Морось. З’Дразл. Дразл. Драз. Прошло чуть больше недели с тех пор, как мы держались за руки в твоей гостиной, разговаривали, смеялись и плакали. Мы оба знали, что это будет наш последний разговор.
Собака Дейзи дежурила с крыльца. Я не знаю, у кого она сейчас, но я знаю, что это кто-то замечательный, потому что вы бы убедились в этом.
Прошлой ночью я не спал, думая о дедушке, о том прошлом, о твоем древнем псе, о котором ты заботился с такой преданностью, что проводил часы каждую ночь — часов— бродил с ним по твоему двору, пока он спотыкался по периметру, глядя за то, что никогда не появлялось.
У тебя было гораздо больше терпения, чем у меня, З’дризл.
Для своих учеников вы были учителем , учителем, которого они будут помнить всю свою жизнь, учителем, который видел их, знал их, понимал их так, как никто другой. С тем же успехом я мог быть одним из ваших учеников.
Помните наши жирные завтраки и любовь к обедам? Помнишь, как ты познакомил меня с Элом? Помните наше обоюдное обожание Государственной ярмарки?
Как насчет того дня, когда вы привезли нескольких своих любимых студентов в Миннеаполис, чтобы встретиться со мной? Вы научили их любить мой первый роман. Помни ее , сказал ты, делая вид, что я тебя не слышу. Она станет знаменитой . Потом ты повел их всех за пиццей в большой город.
Помнишь, как мы плыли по улицам озера Элбоу в твоем гигантском старом кабриолете, когда я был автором авторского мероприятия, которое ты сам организовал, и мы опоздали уже на пятнадцать минут? Ты всегда опаздывал. Ни вас, ни кого-то другого это, кажется, не беспокоило. Может быть, потому, что все так любили тебя.
Удивило ли меня, что организация Go Fund Me, организованная вашими студентами, превзошла свою цель в 100 долларов более чем на 12 000 долларов? Это не так. Удивило ли меня, что вы ни слова не сказали мне об этом? Это не так.
Помните, когда вы впервые занялись серфингом в той поездке в южную Калифорнию? Я никогда не слышал, чтобы ты так говорил. Никогда не видел такого взгляда в твоих глазах. Вы полюбили серфинг так, что это изменило вас. Я помню, как пытался понять, как вы, на зарплату сельского учителя, можете как-то позволить себе чаще кататься на серфинге в Калифорнии.
Единственный мой роман, который ты не знал практически наизусть, это последний роман, который я посвятил тебе, З’драз, задолго до того, как мы узнали, что ты болен. Ты никогда не читал эту книгу, потому что Черт возьми, ты всегда заставляешь меня плакать, Элисон МакГи, и мне приходится беречь слезы, пока я не закончу это и не смогу справиться с другой книгой Элисон МакГи.
З’дриз, ты всегда называл меня полным именем. В каждом разговоре, который у нас когда-либо был, включая последний, вы в какой-то момент останавливались, качали головой и говорили 9.0011 Элисон МакГи , с этим взглядом в глазах. Как будто я был каким-то чудом. Я не такой, но знаете что? Вы были.
Здразилу понравилось, что я пишу, Я плакал с другом прошлой ночью. Он любил меня . Как будто я не мог сделать ничего плохого в его глазах.
О, мой прекрасный друг. Я буду скучать по тебе навсегда.
Ты сказал мне, что в последний день ты боялся умереть, а я сказал тебе, что не доверяю людям, которые этого не делают. Мы немного посмеялись над этим. Четыре дня спустя вы вошли в эту дверь.
Я напишу о тебе, Джон Здразил, Я сказал, когда ты больше не мог держать глаза открытыми, и я понял, что пора идти . И ты знаешь, что я имею это в виду, потому что я использую твое полное и настоящее имя.
Обычно это рассмешило бы тебя, но ты просто посмотрел мне в глаза и медленно кивнул. Тогда ваши глаза наполнились.
Напиши мне стихотворение Ты сказал.
Джон Здразил, это единственная просьба, которую ты когда-либо обращался ко мне. Напиши мне стихотворение. Я ехал три часа домой и тут же написал тебе серию хайку, чтобы я мог отправить их тебе, пока не стало слишком поздно. У нас не было времени, и мы оба это знали. У нас всех нет времени, поэтому мы должны быть осторожны друг с другом и добры, как ты всегда был, Джон.
Косилка , Филип Ларкин
Косилка дважды заглохла; встав на колени, я нашел
ежа, прижатого к лезвиям,
убитого. Это было в высокой траве.
Я видел его раньше и однажды даже кормил.
Теперь я безнадежно изуродовал его ненавязчивый мир
. Погребение не помогло:
На следующее утро я встал, а его нет.
В первый день после смерти новое отсутствие
всегда одинаково; мы должны быть осторожны
друг с другом, мы должны быть добры
пока еще есть время.
Для получения дополнительной информации о Филипе Ларкине нажмите здесь.
alisonmcghee.com
Words by Winter: мой новый подкаст
Нравится:
Нравится Загрузка…
Два примера (Вулф и Сассун)
Следующий пост написан для включения в обсуждение Valve Графиков, карт и деревьев Франко Моретти .
Это приятное совпадение, что Мэтт Киршенбаум опубликовал введение в Nora, совместный литературный проект по интеллектуальному анализу данных, в котором он участвует, так же, как я работал над своим постом о предлагаемом проекте по использованию поиска и семантической маркировки. (del.icio.us и другие сервисы на основе XML) для изучения представления текстуры в художественных текстах. В своем посте Мэтт спрашивает:
Однако литературоведы — здесь дает о себе знать сила аргументов Моретти — традиционно не используют в своих исследованиях очень большие объемы данных. Поэтому важным компонентом нашей работы являются фундаментальные исследования в самом буквальном смысле: на какие вопросы мы пытаемся ответить в литературоведении и как может помочь интеллектуальный анализ данных, или, что более интересно, какие новые виды вопросов могут спровоцировать?
Ниже приводится мое собственное предложение относительно очень специфического вида лингвистических данных, которые можно собирать из доступных для поиска цифровых текстов.
1. Текстура
Несколько лет назад я начал проект «текстурные слова» для семинара по викторианской литературе, который я провел с Евой Кософски Седжвик, и который Ева, в свою очередь, разработала по вдохновению своего ученика Реню. Бора. В эссе Боры «Outing Texture» (опубликованном в антологии Duke Press Novel Gazing ) были выявлены некоторые интересные связи между материализмом (как в марксистском историзме) и чувственным/сексуальным опытом викторианской материальной культуры (как в мире ткани, фетиш-объекты и осязаемые товары).
В эссе Боры есть несколько очень вдохновляющих моментов, а также некоторые потенциально запутанные «теории», но самое важное, что он делает для моих целей, — это определение концепции текстуры, с которой я работаю. Текстура:
поверхностный резонанс или качество объекта или материала. То есть его качества, если их потрогать, погладить, погладить или нанести на карту, приведут к определенным свойствам и ощущениям, которые обычно можно предвидеть, глядя на них. С технической точки зрения, все материалы имеют текстуру, хотя в просторечии мы часто говорим, что они есть только у грубых вещей (или друзей). Гладкость — это одновременно и тип текстуры, и ее девять других характеристик. 0004 (Бора, 99)
Меня интересует то, как фигурирует texure в литературном языке. Из 9 или 10 романов, которые мы читали с этим термином, я составил списки ключевых слов о текстуре и организовал их семантически, используя мою собственную грубую (и, по общему признанию, идиосинкразическую) классификационную схему: сияние
Желание-аффект: пятно, ямочка, рябь, содрогание, дрожь
Желание-растворение: палец, палец, смешанный, языковой
Желание (фриссон): дрожь, дрожь, колебание, дрожь, содрогание, трепет, льстить, [краснеть]
Поток: пульсация, поток, взрыв, раздавливание, взрыв, удар, сосание, поцелуй , клюшка, скороговорка, болтовня, гвалт
Мрачный: унылый, угрюмый, угрюмый, затишье, угрюмый, мрачный, желтоватый, валяющийся
Пфадд: грязь, стук, кровь, буль
Обнаженные зубы: горький, бесплодный, изможденный, гнилой, мрачный, зима, увядать, высыхать, страдать
Эти и другие слова, которые выглядят и звучат так же, как они, я называю «текстурными словами». Они имеют различные функции в литературных текстах, которые различаются в зависимости от жанра и периода, и любое абсолютное обобщение о них, скорее всего, не удастся. (Это большой язык.)
Вместо функции я склонен думать о словах текстуры с точки зрения значения , которое отличается. Прежде всего слова текстуры могут описывать физические текстуры в мире — здание, превращенное в «щебень» или «дрожь» от холода. Но слова-текстуры также представляют для писателей ценность второго порядка, поскольку они являются способом изображения восприятий или идей, которые почти полностью существуют в уме: «проблеск» понимания, «пульсация» удовольствия. Текстура может материализовать модус бытия, который трудно представить. В руках небрежных писателей они могут быть кратчайшим путем или способом оставаться неясным в отношении того, что имеется в виду. Но в руках мастеров — скажем, Джорджа Элиота или Генри Джеймса — текстура является важным инструментом для преодоления двусмысленности и путаницы, в которых обычно обитают разумные человеческие существа (главные герои романов).
Это был 1997 год, поэтому, естественно, я сделал из этого что-то вроде веб-проекта, некоторые из которых работали, а некоторые, вероятно, были немного глупыми. Один из компонентов проекта, который я до сих пор считаю полезным, — это начальный архив исходных материалов, связывающий приведенные выше слова с конкретными отрывками из рассматриваемых романов: A-L и M-Z. Архивы вполне могут быть расширены ссылками на другие произведения тех же авторов, а также на тысячи других произведений поэзии и художественной литературы, в которых слова такого типа используются для передачи смысла визуального (и тактильная ) текстура в литературе. В идеале расширенная версия должна представлять собой совместно созданную базу данных с хронологической информацией, а также прямыми ссылками на записи OED для каждого из слов. Материал можно относительно легко извлечь и скомпилировать из тысяч цифровых текстов, которые уже доступны на таких сайтах, как Project Gutenberg.
В идеале у нас также должны быть некоторые из передовых тонкостей — главными среди них являются инструменты для совместной работы, такие как комментарии и структура, подобная Wiki, которая позволяет любой заинтересованной стороне вносить свой вклад. Я особенно оптимистично отношусь к возможностям семантической маркировки, которая распределяет потенциальный труд, связанный с организацией данных, и делает их пригодными для различных целей. Например, меня может интересовать «текстура», в то время как другого ученого могут интересовать «гомоэротизм» или «железные дороги». В идеале, полностью помеченная цифровая литература позволит относительно просто находить и создавать лингвистические данные, такие как интересующие меня, с текстурой, а также обеспечивать мосты между различными видами тематических запросов.
* * * *
2. Работа с текстурой в кратком интерпретирующем чтении (Вирджиния Вульф, Путешествие вдаль )
(Проверьте Путешествие вдаль Текст Гутенберга.)
Что со мной осталось из моего предыдущего проекта — небольшое навязчивое внимание к словам, обозначающим текстуру: я навостряю уши, когда писатели и поэты используют такие слова, как «мерцание» или «мерцание», и сравниваю записи с тем, как их использовали Джордж Элиот или Генри Джеймс. Например, Вирджиния Вулф Путешествие за границу (которое я впервые прочитал только в прошлом году) кажется сильно зависящим от этих текстурных слов, которые Вулф использует для передачи как физических текстур, так и бесконечно разнообразного ландшафта человеческих эмоций. Таким образом, у вас есть отрывки, подобные следующим:
Она шла и шла, днем и ночью, следуя своей тропе, пока однажды утром не сломалось и не показало землю. Потеряв свой теневой вид, он стал сначала расщелинным и гористым, затем окрашенным в серый и фиолетовый цвета, затем разбросал с белыми блоками, которые постепенно разделялись , а затем, по мере того, как движение корабля действовало на обзор, как бинокль с возрастающей силой, превратились в улицы домов. К девяти часам «Ефросиния» заняла свою позицию посреди большой бухты; она бросила якорь; тотчас же, как если бы она была лежачим великаном, требующим осмотра, вокруг нее роились маленькие лодки. Она звонила с криками; мужчины прыгали на нее; ее колода была ударил ногами. На одинокий островок напали сразу со всех сторон, и после четырехнедельного молчания человеческая речь была сбита с толку.
Корабль неуклонно вторгается в сушу, и черты берега постепенно отличаются друг от друга. Плоскостность превращается в текстуру с приближением. А затем обратное: как только ощущение пространства («большой залив») стабилизируется, возникает еще более близкая текстура, поскольку лодки с берега «роятся» вокруг корабля и раздается «стук» ног по палубе. . Это Вульф, который испытывает текстуру, знакомую большинству людей, хотя в большинстве случаев опыт изменения шкалы визуальной дифференциации происходит за считанные секунды (в воздухе), так что, как правило, остается меньше времени на созерцание. чем было доступно людям в море.
Но Вулф использует некоторые из тех же самых слов в отрывках, касающихся эмоциональной жизни ее персонажей, таких как травмирующий первый поцелуй Рэйчел от рук Ричарда Дэллоуэя (женатого пожилого мужчины). Простите — или наслаждайтесь, если это уместно — лиловой прозой:
Ричард обнял ее и поцеловал. Крепко обняв ее, он страстно поцеловал ее, так что она почувствовала твердость его тела и шероховатость его щеки, отпечатавшуюся на ее щеке. Она откинулась на спинку стула с ужасными ударами сердца, от каждого из которых перед глазами бежали черные волны. Он схватился за лоб руками.
«Вы искушаете меня», сказал он. Тон его голоса был ужасающим. Казалось, он задохнулся от испуга. Они оба дрожали. Рейчел встала и пошла. Голова у нее была холодная, колени дрожали, а физическая боль от этого чувства была настолько велика, что она могла только двигаться, преодолевая скачки своего сердца. Она прислонилась к поручням корабля, и постепенно перестала чувствовать , ибо холодок тела и ума подкрался к ней. Вдалеке между волнами маленькие черных и белых морских птицы ехали. Плавными и грациозными движениями поднимаясь и опускаясь в ложбинах волн, они казались необычайно отстраненными и беззаботными.
«Ты миролюбивый», сказала она. Она тоже стала мирной, в то же время охваченной странным ликованием. Жизнь, казалось, заключала в себе 90 003 бесконечных возможности, 90 004 из которых она никогда не догадывалась. Она облокотилась на перила и смотрела на бурлящие серые воды, где солнечный свет то и дело рассеивался на гребнях волн, пока ей снова не стало холодно и абсолютно спокойно.
Обратите внимание на то, как Вульф использует слово «рассеянный» в конце этого отрывка, чтобы передать ощущение того, что интенсивность момента поцелуя фактически рассеялась, хотя она отмечает трансформацию: жизнь теперь длится «бесконечно». возможности» для Рэйчел (хотя, что это за возможности, остается неуточненным). В обоих этих отрывках используются образы визуальной текстуры, хотя во втором отрывке визуальные текстуры являются отражением чувств Рэйчел. Но дело не только в этом: по мере углубления в роман становится очевидным, что Рэйчел почти целиком познает мир. Текстура от 0011 до . На лакановском жаргоне мы могли бы сказать, что она — создание Воображаемых структур, в то время как Символический мир смыслов и сфокусированных интерпретаций остается вне ее досягаемости. Она видит текстуры вместо самих вещей.
* * * *
3. Работа с текстурой с использованием квазиколичественного метода: военные стихи Зигфрида Сассуна
(посмотрите военных стихов Сассуна в Гутенберге)
Я учу Пэта Регенерация Баркера этой весной, так что я просматривал стихи Зигфрида Сассуна, чтобы посмотреть, что там. И хотя теперь мне кажется, что Сассун, возможно, не самый великий из военных поэтов, у него действительно есть характерный голос и несколько очень сильных стихов (и он сыграл ключевую роль в воспитании лучших из военных/антивоенных поэтов). Первой мировой войны, Уилфред Оуэн). Однако его стиль, пожалуй, слишком узнаваем: он склонен слишком часто повторять темы и образы. Он также иногда использует смешанные метафоры, которые можно было бы счесть предсказуемыми («мерцающий ужас»; «расплывчатое замешательство»).
Но стихи Сассуна интересны даже как ущербные, симптоматические артефакты войны. Плотные звуковые ассоциации и замысловатые паттерны, которые Сассун создает в своих первых двух сборниках, «Охотник и другие стихи » и «Контратака и другие стихи » (вспоминается в «Военные стихи » в 1918 году), в совокупности представляют собой хороший пример этого явления. языковой структуры, о которой я говорил выше.
В этих книгах есть несколько звуковых групп, которые доминируют в стихах о войне, и даже их простое перечисление дает мощную демонстрацию настроения Сассуна: гибель/мрак/угрюмость/мерцание; ворчание / хриплый / бормотание / глухой удар; спотыкание/ комкание/ содрогание/ задыхание/ тление/ стук/ бормотание/ приглушение/ урчание/ невнятное бормотание; гнилой / промокший / затоптанный; задушен; кровотечение; задохнулся / присел; ползучесть .
В большинстве стихов присутствует подавляющий тон темноты, слепоты и паралича, некоторые из которых были написаны, когда Сассун находился на «выздоровлении» в Крейглокхарте ближе к концу войны (конечно, он никогда не болел по-настоящему) . Конечно, есть стихи, которые не соответствуют шаблону, большинство из которых представляют собой сатирические политические комментарии о провоенных англичанах, в то время как пара связана с естественными образами (в модели более раннего, благородного стиля Сассуна). Конечно, даже эти исключения содержат слова-текстуры: в «Отцах» есть фраза «Я смотрел их 9».0003 проковылять через дверь», в то время как в «Базовых деталях» есть « протащить благополучно домой и умереть». Это звучит (и работает) довольно похоже на «ковыляние», за исключением того, что это сильно напоминает движение, подобное младенчеству.Так Сассун оскорбляет своих риторических врагов — куриных ястребов Первой мировой войны. его окопные стихи, примером которых может служить «Прелюдия: Войска», которая также имеет преимущество своей краткости. Ниже я выделил жирным шрифтом все текстовые слова в стихотворении:0005
ПРЕЛЮДИЯ: ВОЙСКА
Тусклое, постепенное истончение бесформенного мрака
Вздрагивает от моросящего рассвета открывающий
Безутешные люди топают промокшими ботинками
И поворот 9000 3 потускневших, запавших лица к небу
Хаггард и безнадежно. Они, сломившие 90 131 Затхлое отчаяние ночи, должны теперь возобновить 90 131 Их опустошение в перемирии рассвета, 90 131 Убивая бледные часы, которые 90 003 нащупывают за мир.И все же те, кто цепляются за жизнь упрямыми руками ,
Могут ухмыльнуться сквозь бури смерти и найти брешь
В когтистых, жестоких клубках своей защиты.
Они идут из безопасности, и птичьей радости
Из травяно-зеленых зарослей, в край, где все
Разруха, и ничего не цветет, кроме неба
Которое спешит над ними, где они терпят
Печальные, дымящиеся, плоские горизонты, вонючий лес,
И обрушившиеся линии траншей несут гибель за гибелью.О мои храбрые коричневые товарищи, когда ваши души
Безмолвно стекаются, и безглазые мертвецы,
Позорят дикого зверя битвы на хребте,
Смерть будет стоять скорбя на том поле войны
Поскольку ваше непобедимое мужество исчерпано.
И через какую-то лунную Валгаллу пройдут
Батальоны и батальоны, израненные адом;
Невозвратная армия молодости;
Легионы, которые пострадали и обратились в прах.
Это не самая «текстурная» поэма Сассуна — она уходит от грязной, мрачной, грязной текстуры траншей в первой строфе к более драматическому, траурному тону в третьей, переходя через мягкую пастырская интерлюдия во второй строфе. А пока давайте просто сосредоточимся на плотном наборе текстурных слов в этой первой строфе: «тусклый», «истончение», «мрак», «содрогание», «изморось», «промокший», «унылый», «затонувший», «изможденный» и «наощупь».
Вместо того, чтобы читать смысл (что не очень интересно в этом стихотворении), давайте предварительно посмотрим на него как на данные. Во-первых, обратите внимание, как много слов звучат одинаково. В самом деле, слова, которые звучат одинаково, на самом деле кажутся чем-то похожим — «промокший» и «изможденный». Интересно также, что очень многие из этих слов являются хореями, в которых на слоговом разрыве стоит удвоенный согласный: «шу д/д эр», «дри з/з ле». Кажется, это весьма распространено в словах-фактурах (см. мой список в первой части этого поста), хотя я не уверен, что из этого можно сделать очень много без серьезной подготовки в области лингвистики.
Помимо этого, на самом деле довольно шокирует то, насколько распространен этот относительно короткий список слов-текстур в двух сборниках стихов Сассуна о войне: он использует слово «dim» девять раз; «мрак» — четырнадцать, «содрогание» — шесть; «морось», три; «промокший», шесть. («Слепой», которого нет в «Prelude: The Troops», появляется четырнадцать раз и в War Poems , что позволяет предположить, что Сассун вполне мог назвать собранные War Poems «Слепой мрак» после того, как два слова, которые кажутся наиболее распространенными.)
В более длинном эссе я бы перечислил роль двадцати или тридцати других текстурных слов и словосочетаний, включая слова, которые поначалу могут показаться не относящимися к сфере текстуры, но которые ассоциируются с текстурными словами Сассуна посредством размера и размера. морфология (например, «страдать» и «цветать»). А пока достаточно будет сказать, что фактурные слова, обозначающие слепоту, бессвязность («грохот» бомб, «бормотание» солдат), страдание и разложение — самые выдающиеся граждане в военном лексиконе Сассуна. Не стесняйтесь проверить это на себе здесь).
(Кстати, некоторые отрывки в знаменитых мемуарах Сассуна под псевдонимом Шерстон имеют схожий подход к текстуре. Вот только одно предложение из конца Мемуаров охотника на лис , чтобы дать вам представление о прозе Сассуна: » Их жаргонных голоса смешивались с грохотом и пульсацией поезда, который ехал — так безопасно и размеренно — сквозь окружающий мрак».)
* * * * *
0004
Я хотел дать два разных вида чтения, чтобы показать, что может быть более одного способа игры с текстурой. С ним можно многое сделать, используя более или менее традиционную интерпретативную модель (пристальное чтение), в которой основное внимание уделяется таким темам, как материальность или пространство, а слова-текстуры могут быть просто поняты как триггеры. Но здесь есть и количественные, интертекстуальные возможности, для которых возможность поиска является минимальной характеристикой, и база данных с тегами может оказать существенную помощь. И нет никаких причин, по которым эти два типа исследований не могут дополнять друг друга (что в значительной степени резюмирует мои чувства по вопросу о том, пытается ли Франко Моретти привлечь всех к статистическому анализу — он этого не делает).
Текстурные слова встречаются во всех видах письма, а не только у канонических писателей, таких как Вульф, или почти канонических писателей, таких как Сассун. Эти слова часто употребляются неумело или неумело второсортными писателями; действительно, сама очевидность фактурных слов в поэзии Сассуна или первом романе Вульфа может быть воспринята как признак неумелого оформления. (Вулф со временем значительно улучшает свой стиль прозы.)
Более систематический, конкретно количественный тип исследования не просто нескольких авторов, а статистически0011 Кусок из них размером с Атлас может выявить интересные закономерности в способах использования текстурных слов, а также в том, как их использование меняется с течением времени.