Откуда берутся умные дети

Татьяна Строганова,
доктор биологических наук
«Наука и жизнь» №5, 2013

От чего зависит развитие ребёнка? Природа и воспитание, врождённое и приобретённое, генетическое и средовое… Это дихотомия, в которой люди мыслили много веков. Просто в ХХ веке, как точно подметила выдающийся генетик ХХ века Сюзан Ояма, в массовом сознании термин «гены» заменил «маленького человечка», который крылся в сперматозоиде у «спермистов» или в яйцеклетке — у «оваристов», а потом «развёртывался в младенца».

На самом деле всё происходит иначе.

Существует волшебная ткань, с которой ребёнок рождается на свет, — мозг. С известным набором нейронов. Нейронных связей в коре в момент рождения — всего несколько процентов от того, что там в итоге будет. А теперь внимание: к десяти месяцам жизни у младенца будет в несколько раз больше связей в коре, чем у меня и у вас. Что дальше? Редукция. Экспериментально, на животных, исследователи видели то же самое: чрезвычайная избыточность, так называемая синаптическая сверхпродукция сначала — и редукция потом. Что же служит механизмом отбора?

Проводились эксперименты над детёнышами животных, страшноватенькие, которые показывали, что отбор полностью зависит от внешнего опыта, от условий реальной жизни. Когда котёнка выращивали в цилиндре в вертикальную полоску, в его зрительной коре исчезали нейроны, способные реагировать на горизонтальные предметы. Мозг сохраняет только те устройства, которые нужны для обработки реально поступающей информации, а если такой информации нет, если обрабатывать нечего, устройство исчезает. Всё это происходит в особый период синаптической сверхпродукции. Внешние воздействия — природные и социальные — начали даже уподоблять скульптору, который из этой нейронной глыбы мрамора высекает, как резцом, наше «я», но такая аналогия не совсем точна. Ближе к истине нейрофизиологи, которые говорят: «use it or lose it», «используй или потеряешь». И действительно: иметь и использовать — это две разные вещи.

Те же нейрофизиологи говорят, что процессы обработки информации по своей природе конкурентны. Нейронные сети не могут обрабатывать одновременно всё: пока обрабатывается одно, другое отодвигается. Когда информация побеждает в борьбе за нейронный ресурс, у обрабатывающего её устройства повышаются шансы сохраниться при редукции. Роль селекторов информации играют такие факторы, как эмоции, внимание, некоторые другие, и именно ими активно занимаются исследователи интеллекта во всём мире. И меня всегда интересовал вопрос: что наследуемо, а что не наследуемо.

Сначала пришлось сделать невозможное

В 1992 году у себя в Психологическом институте РАО мы с Ириной Посикерой и Еленой Ореховой решили заняться исследованием близнецов. Таким, чтобы у них можно было снять энцефалограмму покоя и энцефалограмму при разных нагрузках, когнитивных и аффективных, провести психологические пробы, оценить их уровень когнитивного развития, а потом вычленить из всего этого, что наследуемо, а что идёт от среды. Выяснить это можно методами генетического анализа и статистически. В выборке есть монозиготные близнецы, у которых 100% генов одинаковы, и дизиготные близнецы, у которых одинаковы только 50%. Среда считается эквивалентной. Признак, который абсолютно идентичен у монозиготных близнецов, но только наполовину идентичен у дизиготных, наследуем стопроцентно. А признак, сходство которого одинаково у моно- и дизиготных близнецов, зависит, скорее всего, от среды. Можно построить математическую модель, которая разделит вклад генетики и среды. Мне было интересно, как распределятся признаки, которые зависят от того и от другого.

Наше исследование близнецов относится к так называемому классу лонгитюдных, когда одних и тех же детей наблюдают на протяжении длительного времени. Психологических лонгитюдных исследований, начатых от младенчества, с 1980-х годов сделано очень много, но таких, чтобы в одном исследовании младенцев были совмещены физиологические и психологические методы, до нас никто не проводил.

Но для статистического исследования нужна хорошая выборка, мы решили — минимум сто пар. Представьте, каково было это организовать, да ещё в 1990-е, в распадающейся стране. Мало того, что мать как-то должна привезти младенцев в лабораторию, она ещё будет не одна — кто-то приедет с нею, чтобы помогать; кроме того, она будет с двумя грудными детьми, а не с одним. И эти груднички пробудут у нас практически целый день: пока с одним проводят аппаратные исследования, другого тестируют психологически, потом они меняются местами. И так сто пар, 50 монозиготных и 50 дизиготных. В мире до сих пор такой эксперимент считается практически неосуществимым, так что наши работы по нему неплохо цитируются.

Самую интересную часть исследования мы доложили на Пятой когнитивной конференции в Калининграде в 2012 году, после того как тех же близнецов, которым уже было по 5–6 лет, обследовали повторно. Все сто пар собрать не вышло, мы смогли найти только 50, что не позволило анализировать генетику, но и при таком объёме выборки удалось решить некоторые интересные задачи.

В чём измерять интеллект младенца?

Ранее в лонгитюдных психологических исследованиях было показано, что, если измерять интеллект периодически — в первый год жизни, во второй, в пятый и так далее до 19 лет, то, начиная с третьего или даже со второго года, интеллект, измеренный в разных возрастах, очень хорошо коррелирует. Другими словами, кто оказался умным в два года, тот будет умным и в 6, и в 19 и так далее. Происходит это отчасти потому, что вклад наследственности в показатели интеллекта с возрастом увеличивается. Это тоже подтверждено исследованиями: брали разлучённых близнецов, оценивали их интеллект и интеллект их приёмных и биологических родителей. Со временем дети становились интеллектуально всё больше похожими на своих биологических родителей. (Здесь очень важно понимать, что речь идёт исключительно об интеллекте, а не обо всей психической жизни человека, которая гораздо богаче умственной.)

Но корреляция по интеллекту наблюдалась только после примерно двух лет. Между периодом младенчества и всеми остальными возрастами существовал разрыв — по-английски developmental gap: оценки интеллекта младенца никак не коррелировали с последующими оценками его интеллекта в других возрастах.

Интеллект младенца традиционно измеряют с помощью специальных сенсомоторных тестов — шкал Бейли, которые позволяют большое число показателей свести в суммарный результат. Этот подход основан на том, что классик психологии развития швейцарский психолог Жан Пиаже когда-то выделил в развитии интеллекта сенсомоторную стадию и считал, что от того, как она пройдёт, должны зависеть все последующие. Должны, а они не зависят. Разрыв. Может быть, мы просто как-то не так природу спрашиваем? Возможно, интеллект, который оценивается в младенческом возрасте, включает совсем другие психические функции, чем те, которые оцениваются в тестах на интеллект в более позднем возрасте?

Нам стало интересно: а не сможем ли мы померить что-то другое, что лежит в основе интеллекта у младенцев. Тут как раз подоспело горячее увлечение западной психологии «нервной моделью стимула по Соколову». Коротко суть её вот в чём. У живых существ есть так называемый ориентировочный рефлекс «что такое?»; он возникает в ответ на стимул, предъявляемый впервые, и угасает при повторных предъявлениях того же стимула. Евгений Иванович Соколов, гениальный человек и великий учёный, предположил, что угасание зависит от той нервной модели стимула, которая была у животного или у человека в момент, когда стимул первый раз прозвучал. При первом предъявлении стимул не вписывается в контекст, в модель ситуации, которая есть в мозге. По мере повторных предъявлений модель ситуации в мозге обновляется и рефлекс «что такое?» угасает. Тогда скорость привыкания может быть показателем скорости обновления картинки мира, то есть, в итоге, скорости обработки информации. Проще говоря, чем быстрее ребёнок привыкает к стимулу, тем у него будет выше интеллект. В 1990-е годы начали разными способами мерить у младенцев динамику привыкания и увидели: да, коррелирует! В отличие от шкал Бейли, у скорости привыкания есть корреляции с позднейшими показателями интеллекта.

Но… слабенькие. В тех работах, которые я читала уже в 2006 году, суммарные корреляции всё ещё не впечатляли. Исследователи, мыслившие более физиологично, предположили, что эти корреляции могли возникать не потому, что скорость привыкания отражает скорость обработки информации, а потому, что у тех деток, которые быстрее привыкали, было лучше внимание: способность сфокусироваться на стимуле. Это же младенцы, ты ещё пойми, куда он смотрит. Те из них, которые «лучше смотрели на стимул» — то есть те, у которых внимание было выше, — именно они и привыкали к стимулу быстрее и имели оценки интеллекта повыше. Прекрасное предположение, но можно ли его как-то доказать? Как померить внимание? И что оно вообще такое? И тут мы подумали: как хорошо, мы-то как раз можем померить внимание на первом году жизни!

Дело в том, что электрические процессы в мозге очень точно отражают внимание. Основу электрических процессов, которые регистрирует энцефалограмма, составляют ритмы. Альфа-ритм доминирует в состоянии покоя зрительной системы, тета-ритм появляется при эмоциональном возбуждении, мю-ритм характерен для замирания при глубокой концентрации и так далее. Откуда они берутся? Фактически в ритмах энцефалограммы вы измеряете совокупный мембранный потенциал большого количества нейронов. Ритмы представляют собой колебания этого мембранного потенциала. В возбуждённом состоянии мембрана нейрона деполяризована и отвечает нейронным разрядом на любой приходящий стимул. Такой разряд означает, что этот нейрон соединился с другой клеткой. Когда мембрана гиперполяризована, вероятность разряда уменьшается, нейроны синхронизируют медленные изменения своих мембранных потенциалов.

На энцефалограмме всегда видно, когда идёт неотфильтрованный сенсорный поток, потому что при нём десинхронизируется всё на свете: разные группы нейронов в коре заняты каждая своим делом. Ритм возникает, когда сенсорный поток начинает фильтроваться. Фильтрацией занят специализированный узел в мозге, таламус, куда, как в своего рода пропускник, поступает вся сенсорная информация, прежде чем поступить в кору. Казалось бы, зачем мозгу эта задержка? Но внимание, как показывают аппаратные исследования мозга, — это довольно сложный, неоднородный процесс. Сначала стимул вызывает повышенный общий уровень нейронального возбуждения, затем это возбуждение должно канализироваться через какой-то регуляторный механизм. Именно эту роль — регулятора, фильтра, отбирающего, по какому каналу информация пойдёт в кору, а какие каналы будут при этом частично выключены как неактуальные для обработки данного стимула, — и играет таламус. Мембранные потенциалы больших групп нейронов начинают синхронизироваться, то есть ритм в ЭЭГ возникает, только когда сенсорный поток частично выключен, отфильтрован. В частности, если в соматосенсорной коре мы видим хороший мю-ритм, значит, в этот момент глубина зрительного внимания велика, а моторная система отдыхает. Такой же соматосенсорный ритм будет у замершей кошки, которая следит за мышью, у любого животного… и у младенца тоже.

Вот его-то, мю-ритм при зрительном внимании, мы и стали изучать и получили великолепную корреляцию с поведением.

У младенцев с выраженным мю-ритмом длительность общего внимания, вызванного стимулом, гораздо больше. Позже, когда мы исследовали этих же детей в пятилетнем возрасте, они и по темпераменту оказались очень пластичные: менее возбудимые, способные долго находиться в состоянии внимания. А у младенцев, у которых не было этих ритмов в спектре, внешняя стимуляция вызывала полную и повсеместную десинхронизацию: общее возбуждение, которое никак не регулировалось и не дифференцировалось. В пятилетнем возрасте родители отмечали у них трудности регуляции внимания, неусидчивость, импульсивность.

Однако корреляции этой нейрональной, невидимой поведенчески возбудимости с интеллектом мы не нашли; с интеллектом возбудимость и в пять лет не коррелирует. Так что вопрос о вкладе внимания в интеллект оставался открытым.

«Эффект бабушки»

Но, как я уже говорила, внимание устроено довольно сложно: помимо того, что в таламусе регулируется канал, по которому поступает к коре сенсорный приток, есть и другая регуляция — непосредственно внутри канала. Например, ваше внимание направлено к зрительному каналу. В зрительном канале появляется несколько конкурирующих стимулов. Вам нужен только один из них, другие мозг воспринимает как помеху. Включается принципиально иной селективный механизм выбора мишени внимания, он решает исход конкуренции: какие из соположенных стимулов вы будете обрабатывать. Тут я воспользовалась одним наблюдением, которое мы сделали немного раньше. Дело в том, что помимо альфа-ритма, который рождается в связи таламуса и коры, у человека, и у младенца тоже, есть ещё тета-ритм. Тета-ритмы сначала принимали за аффективные, они появлялись и были впервые описаны как эмоциональные. Но эмоции — дело тонкое, в экспериментальной обстановке их вызвать трудно, если только это не негативные эмоции, а негативные вызывать нельзя из-за этических ограничений. Сейчас пытаются показывать испытуемому эмоциональные видеоролики, фрагменты фильмов, но мне слабо верится в возможность вызвать настоящие эмоции у взрослого человека в экспериментальной камере. С другой стороны, некоторые умельцы ухитрялись снимать эмоции даже во время полового акта и действительно получали огромный тета-ритм у взрослого человека. Кроме того, такой же ритм был описан у грудного ребёнка, когда ему показали какую-то невероятную новую куклу. Всё это как будто подтверждало связь тета-ритма с аффектом.

Но психофизиологу, который работает с человеком, очень полезно читать работы, сделанные на животных. Замечательная исследовательница Ольга Сергеевна Виноградова из Пущино изучала тета-ритм в гипокампе животных (гипокамп — это структура, которая связана с памятью и очень любит навязывать коре свои правила). Так вот, тета-ритм оказался наиболее выражен как раз не в коре, а в гипокампе. Проще говоря, когда внимание захвачено одной-единственной мишенью, когда она удерживается в памяти, во внутреннем фокусе, то в коре появляется тета-ритм, который навязал ей гипокамп. Интересно, что сам гипокамп при этом находится в заторможенном состоянии, у него работают всего несколько групп нейронов, которые этот ритм навязывают; он не регистрирует никакой новой информации, только демонстрирует, что «линия занята». «Я занят, отстаньте от меня, у меня одна-единственная мишень, и пока это так, никакого богатого сенсорного притока у меня не будет». Тогда я подумала: почему тета-ритм возникает при эмоциях? Потому, что они эмоции, или потому, что в состоянии эмоционального возбуждения внимание сосредоточено на чём-то одном? Почему тета-ритм наблюдается у детей при многих патологиях? Может быть, сломался механизм, который регистрирует в памяти внешнюю информацию, структура памяти стала для неё недоступна? И, может быть, в норме при эмоциональном возбуждении тета-ритм просто означает предельно сфокусированное внимание, состояние, когда проблема конкуренции между стимулами внутри одного канала решена? И мы это доказали — на грудных младенцах.

Мы провели очень простой и показательный эксперимент: экспериментатор играла с младенцем в «ку-ку». Она появлялась перед ним: «Привет, ты меня видишь?», «Ты меня ждёшь?» — в этот момент её отгораживал от ребёнка белый экран. В руках у неё был датчик, которым она отмечала периоды появления и исчезновения, а видеокамера регистрировала поведение ребёнка. Гипотеза была такая: если тета-ритм связан с аффектом, то его максимум должен возникать, когда экспериментатор появляется из-за экрана и младенец весь расцветает улыбкой. А если он связан с предельно сконцентрированным, недоступным другим стимулам вниманием, то появляться должен тогда, и только тогда, когда ребёнок ждёт, глядя на совершенно пустое место, на экран. Чем управляется в этот момент внимание восьмимесячного младенца? Внешней стимуляцией? Нет. Его внимание управляется его прогнозом ситуации. У детей до этого возраста out of sight — out of mind, исчезло из виду — и тут же забыто. А восьмимесячный знает, что я появлюсь, его внимание поддерживается исключительно эндогенно, и энцефалограф регистрирует безумный тета-ритм. Потом я появляюсь — и тета-ритма нет. Он блокирован внешним стимулом; внутренняя, самим мозгом выбранная мишень исчезла.

После того как мы это опубликовали, появились другие интересные работы, показывающие такой же тета-ритм в гипокампе и коре у людей при навигации в виртуальном лабиринте. Эти факты подтверждали нашу гипотезу о тета-ритме как механизме внутренней селекции мишени внимания. Но для меня это означало возможность оценить, как связана с интеллектом способность младенца удерживать мишень внимания в отсутствие внешнего стимула, эндогенно. Мы получили ответ на свой вопрос: хорошую, нешуточную корреляцию эндогенного внимания младенцев с их интеллектом в пятилетнем возрасте. Никакого разрыва, следовательно, никакого developmental gap эта корреляция не показывает.

Возвращаясь к вопросу о наследуемых и средовых факторах интеллекта: наши результаты, опубликованные в журнале «Psychophysiology», содержали в себе ещё одну важную вещь. В отличие от многих других параметров энцефалограммы младенцев, которые очень, просто до неприятного, наследуемы, тета-ритм как раз оказался сильно зависящим от факторов общей среды, то есть той среды, которая была одинаковой для обоих близнецов в паре. Нам стало интересно, от каких именно. Возможно, внутриутробных? Проверили, вроде нет. Потом моей коллеге Елене Ореховой пришла в голову идея: «А давайте посмотрим, у каких близнецов есть бабушки, а у каких нет. У мамы, если она одна в доме, мало времени на общение с близнецами остаётся, ей всю домашнюю работу надо самой выполнять. Когда в семье есть бабушка — другое дело. В такой семейной ситуации у взрослых больше возможностей поиграть и позаниматься с детьми. Будет ли это деление коррелировать с различиями между детьми в тета-ритме?»

Так мы открыли «эффект бабушки» — статистически достоверно и надёжно. У младенцев, с которыми занимались бабушки, тета-ритм в состоянии внимания был выражен сильнее и само внимание удерживалось лучше, потому что они его «тренировали»; у них было больше социального взаимодействия. Внимание — крайне тренируемая вещь, внутренней сосредоточенности можно научить. Мы же знаем, как это важно, как от умения удерживать внимание зависит не просто способность человека решать задачки, а вообще всё: совокупный результат его деятельности. Сейчас в нашем МЭГ-центре при МГППУ идут исследования в этом направлении; думаю, нас ждёт много интересного.

Записала Елена Вешняковская.

У богатых и образованных рождаются умные дети

Невысокий уровень доходов и отсутствие образования у родителей плохо сказывается на развитии мозга у их детей, публикует выводы ученых «Наука и жизнь».

Плохое питание, плохое жильё, тяжёлый, выматывающий труд и прочие составляющие бедности накладывают отпечаток на физическое состояние человека – например, несбалансированная диета вызывает хронические проблемы с обменом веществ, развиваются вялотекущие расстройства и т.д. Но если бедность сказывается на желудке, почках, лёгких, сердце и прочем – что ей мешает вредить заодно и мозгу? 

Эта проблема пользуется большой популярностью среди нейробиологов и психологов, причём акцент здесь делается именно на изучении детей, чей формирующийся мозг особенно чувствителен к окружающей обстановке. Материала для подобных исследований предостаточно: на протяжении многих лет во множестве стран велась статистика, учитывающая, среди прочего, финансовый доход той или иной семьи, и учёным оставалось только проанализировать работу мозга детей из таких семей. У родителей, которые достаточно образованны и материально обеспечены, дети демонстрируют более высокие когнитивные способности, у них выше коэффициент интеллекта, их языковые навыки развиты лучше, у них лучше развито внимание и память, и т. д. Выходцы же из бедных семей не могут похвастаться большими когнитивными успехами (подчеркнём, что речь идёт не об уровне образования, не о количестве запомненной информации, а о способности усваивать что-то новое, об общей сообразительности). Хотя и здесь есть нюансы: например, среди детей из бедных слоёв населения можно по особенностям психики отличить тех, кто живёт в деревне, от тех, кто живёт в городе. Согласно недавнему исследованию, опубликованному в Journal of Cognition and Development, у городской бедноты не слишком хорошо обстоят дела со словесной и пространственной рабочей памятью, тогда у деревенских есть трудности только со вторым пунктом, а с запоминанием недавно сказанного проблем как раз нет. Что же до детей из обеспеченных семей, то их рабочая память функционировала нормально вне зависимости от того, где они росли, в деревне или в городе.

У психологических наблюдений, которым кто-то верит, кто-то нет, появилась мощная поддержка в виде нейробиологических данных. Например, недавно сотрудники Мичиганского университета (США) выяснили, что у молодёжи, росшей в бедности, заметно повышена активность миндалевидного тела – области мозга, участвующей в формировании эмоций, в которой прячутся чувства страха и тревоги и неполадки в которой чреваты эмоциональными расстройствами. Кроме того, у таких людей плохо работали области префронтальной коры, служащие противовесом миндалевидному телу и помогающие сдерживать мимолётные эмоциональные импульсы. В другой недавней работе, опубликованной в JAMA Pediatrics, говорится, что бедность вообще подавляет развитие мозга. Если в раннем детстве ребёнок жил в плохих условиях, то в более позднем возрасте, с 6 до 12 лет, это можно узнать по количеству белого и серого вещества: его у бедняков оказывается меньше, что в первую очередь заметно в областях мозга, отвечающих за обучение и противодействие стрессу. Соответственно, умственное развитие таких детей задерживается на год–два. Впрочем, если ребёнок рос в бедности, но без стресса, то развитие его мозга шло более или менее нормально. Похожие результаты были получены для участков мозга, отвечающих за память и языковые функции.

Однако работы (и психологические, и нейробиологические) встретили по-настоящему серьёзную критику. Во-первых, в подобных исследованиях почти никогда не учитывают этническую составляющую, во-вторых, в понятии социоэкономического статуса редко отделяют доход семьи от уровня образования родителей. А ведь то и другое может по-разному влиять на мозг и психику: если чисто материальная обеспеченность гарантирует хорошее питание и медицинское обслуживание, то интеллектуальный уровень родителей может стимулировать развитие подрастающего ребёнка на психологическом уровне.

Большая группа нейробиологов и психологов из Колумбийского университета, Университета Южной Калифорнии и нескольких других научных центров попыталась учесть оба замечания. В статье, опубликованной в Nature Neuroscience, авторы описывают результаты сканирования мозга более тысячи детей и молодых людей в возрасте от 3 до 20 лет. Элизабет Сауэлл (Elizabeth Sowell) и её коллег в первую очередь интересовала кора мозга, поскольку именно в ней собраны центры высших когнитивных функций, и именно она сильнейшим образом меняется в ходе развития мозга в детстве и юности.

Данные томографического сканирования сравнили с результатами психологических тестов и анализа ДНК, который делали, чтобы учесть возможное влияние родовых генов. В результате получили, пожалуй, вполне ожидаемый результат: развитие коры полушарий коррелировало с социоэкономическими характеристиками семьи. Так, чем лучше было образование родителей, чем больше времени и сил они на него потратили, тем больше у ребёнка была общая площадь коры, а особенно тех её участков, которые отвечают за чтение, язык и организацию поведения. Разница между детьми и молодыми людьми, чьи родители в своё время пошли в университет, и теми, чьи родители остались без высшего образования, заключалась в том, что у первых площадь коры была на 3% больше.

Материальный достаток тоже способствовал развитию мозга, однако здесь закономерность была сложнее. Отличия между детьми из очень бедных семей и детьми из чуть менее бедных семей были велики, но потом прирост коры уменьшался, и с некоторого уровня доходов разница в экономическом положении на её рост почти не влияла. По словам авторов работы, такие отличия сказывались на результатах по крайней мере одного из когнитивных тестов, и самыми чувствительными здесь оказывались память и способность организовывать собственное поведение. Что же до этногенетических факторов, то тут никакой зависимости обнаружить не удалось – принадлежность к той или иной расе не сказывалась на взаимосвязи между развитием мозга и социоэкономическим положением.

Оказывается, умнее детей делают, а не рождают — Harvard Gazette

Научная технология

Мэй Элансари (слева) и Дана МакКой соавторами исследования, которое лучше определяет, когда материнский рост или установка на данность оказывают наибольшее влияние на развитие ребенка.

Крис Сниббе/штатный фотограф Гарварда

Новое исследование намекает на то, что родительское мышление о потенциале роста дает лучшие результаты, начиная с самого раннего возраста

Автор: Лиз Минео Штатный сотрудник Гарварда

Дата 6 января 2022 г. 11 января 2022 г.

Многие родители в прошлые десятилетия считали, что интеллект и многие другие способности являются фиксированными чертами. Ребенок рождается умным или нет, и мало что можно сделать, чтобы изменить это. Более поздние исследования перевернули это представление и показали, что поощрение родителей к так называемому мышлению роста приводит к лучшим результатам в обучении их детей. Но было неясно, в какой момент такое мышление может повлиять на жизнь ребенка, и новое исследование намекает, что это может начаться очень рано.

Недавно опубликованное исследование, проведенное Мэй Элансари, педиатром из Бостонского медицинского центра, и пятью другими учеными показало, что материнская установка на рост может смягчить негативные последствия стресса для матерей в первые месяцы жизни ребенка и способствовать развитию мозга. Работа команды основывалась на предыдущих исследованиях, в том числе на исследовании Мередит Роу, профессора раннего обучения и развития Сола Зэнца, которое показало положительное влияние установки на рост во взаимоотношениях матери и ребенка.

«Материнское мышление роста — это вера в то, что вы можете развивать свои способности с помощью работы и усилий, и что я могу помочь своим детям изучать новые вещи, расти и расширять свои способности», — сказала Элансари. «Наоборот, материнское фиксированное мышление — это вера в то, что способности со временем останутся прежними, независимо от того, насколько усердно я работаю или сколько вкладываю, будучи мамой, в обучение своего ребенка».

Новое исследование включало 33 матери и их детей в возрасте 12 месяцев и часть продольного когортного исследования роли стресса и развития ребенка. Исследование возглавил Чарльз Нельсон, профессор педиатрии и неврологии Гарвардской медицинской школы и профессор педагогики Гарвардской высшей школы образования. Матерей набирали из клиники первичной медико-санитарной помощи Бостонской детской больницы, которая обслуживает семьи, застрахованные государством.

Исследователи опросили матерей об их образе мыслей и уровне стресса. За активностью головного мозга детей следили с помощью электроэнцефалографии. Предыдущие исследования показали негативное влияние материнского стресса не только на взаимодействие и привязанность между матерью и младенцем, но и на развитие мозга в детстве.

Новые результаты показали более низкую мозговую активность у младенцев матерей, которые испытывали стресс и имели фиксированное мышление. Напротив, дети матерей с установкой на рост не проявляли негативного воздействия.

  «Мы обнаружили, что [дети] матерей, у которых был высокий уровень стресса и которые также придерживались установки на рост, были защищены; они были защищены от негативных последствий высокого уровня стресса», — сказал Элансари.

Нельсон и Элансари в соавторстве с Даной Маккой, Мари и Максом Каргманами, адъюнкт-профессором развития человеческого потенциала и развития городского образования в школе Эда; Венди Вей, докторант, работающая в школе Эда; Лара Пирс из Йоркского университета; и Барри Цукерман, профессор кафедры почетный кафедры педиатрии Медицинской школы Бостонского университета / Бостонского медицинского центра.

Несмотря на то, что исследование небольшое, оно впервые рассматривает мышление, младенцев и развитие мозга. Для Маккоя это один из главных вкладов исследования. По ее словам, в предыдущих исследованиях изучалась связь между установками на рост и положительными результатами в обучении детей.

«Что интересно в этом исследовании, так это то, что оно показывает, что образ мышления связан с результатами уже в младенчестве», — сказал Маккой. «Это действительно предлагает некоторые первоначальные доказательства того, что существуют действительно биологические основы того, как мышление укореняется в детях или как материнское мышление может укореняться в детях в очень раннем возрасте».

Но хотя исследование показывает, что установка на рост может предотвратить негативные последствия материнского стресса, она не является панацеей от системных барьеров, с которыми сталкиваются молодые родители, говорит Маккой.

«Мы должны выступать за меры, которые поддерживают установку на рост, но в то же время мы должны признать, что новые родители сталкиваются с огромными системными стрессорами и барьерами, особенно в первый год жизни детей», — сказал Маккой. «Мышление роста не решит их».

Необходим более системный подход, сказал Маккой. «Нам нужны более эффективные правила отпуска по уходу за ребенком, более совершенные системы государственной поддержки для раннего ухода и образования, а также дополнительная поддержка для здоровья и доступа к питанию для родителей и матерей, чтобы снизить общий уровень стресса», — добавила она.

Элансары соглашается.

«Более широкое значение нашего исследования заключается в том, что мы, возможно, не сможем изменить уровень стресса, с которым сталкиваются мать и ребенок», — сказала она. «Но исследования показали, что вы можете с помощью относительно коротких вмешательств побудить родителей к мысли о росте. … Если мы сможем помочь матерям с помощью вмешательства перейти от фиксированного мышления к мышлению роста, то это может стать более доступным способом содействия развитию ребенка».

Что делает детей умными?

Воспитание умных детей

Автор Лори Барклай, доктор медицины

Отзыв Шарлотты Э. Грейсон Матис, доктор медицины

15 октября 2001 г. — Как мы можем сделать наших детей умнее?

Сложный вопрос, так как некоторые дети умеют читать книги, а другие — умничать на улицах. Одни строят высокие небоскребы, другие рисуют словесные образы в стихах и прозе. Некоторые побеждают на школьных выборах, а другие знают, что сказать, чтобы вы почувствовали себя лучше.

«Интеллект отражает общую способность обрабатывать информацию, которая способствует обучению, пониманию, рассуждению [и] решению проблем», — говорит Линда С. Готтфредсон, доктор философии, профессор педагогики Делавэрского университета в Ньюарке. «Это влияет на многие виды повседневного поведения».

Поскольку каждый ребенок уникален, мы сосредоточимся на том, почему дети различаются по интеллекту, и на том, как проявить свои лучшие качества.

На наследственность приходится более 80% различий в интеллекте взрослых, однако каждое последующее поколение оказывается умнее в тестах IQ, что подчеркивает важность факторов окружающей среды. Почему кажущееся противоречие?

«Скрытое допущение в этом парадоксе заключается в том, что гены и окружающая среда не связаны между собой, что звучит нелепо, как только вы об этом говорите», — говорит Уильям Т. Диккенс, доктор философии, старший научный сотрудник по экономическим исследованиям в Институте Брукингса в Вашингтоне, округ Колумбия. ВебМД. «Гены получают признание за большую часть работы, которую выполняет окружающая среда».

Что касается интеллекта, то богатые становятся еще богаче, а бедные беднеют. Дети, рожденные с более высоким интеллектом, лучше учатся в школе, что позволяет им поступать в дополнительные классы или поступать в колледж, где они развивают свой интеллект.

«Если окружающая среда влияет на IQ, а IQ влияет на окружающую среду, это порочный или добродетельный цикл», — говорит Диккенс.

Со временем влияние окружающей среды на интеллект ослабевает. Например, после того, как ребенок участвует в дошкольной программе развития, IQ достигает пика в течение шести-двенадцати месяцев. Когда ребенок покидает эту среду, IQ снижается.

«Когда вы забираете ребенка из хорошей среды и возвращаете его в плохую, он будет делать другие вещи, чем раньше», — говорит Диккенс. «Он может выбирать более ярких друзей или смотреть более образовательные телешоу. Но вариантов меньше, чем в хорошей среде, поэтому со временем его IQ будет медленно снижаться».

Насколько мы должны доверять этим волшебным числам IQ?

«Я не думаю, что есть смысл пытаться оценить интеллект детей, если только они не кажутся необычными — не развиваются должным образом или преждевременно развиваются», — говорит Готтфредсон. «Люди склонны слишком серьезно относиться к результатам отдельных тестов».

«Лучшим показателем, чем оценка IQ, является то, любопытен ли ребенок, ему нравится ролевые игры и обучение, и он счастлив», — говорит Стивен Дж. Шоенталер, доктор философии, профессор питания и поведения в Калифорнийском государственном университете в Лонг-Бич.

Но Диккенс утверждает, что единственное, что лучше всего предсказывает, насколько успешными будут 14-летние подростки, когда они станут взрослыми, с точки зрения экономических и социальных результатов, является их показатель IQ.

Рациональное питание для улучшения здоровья мозга начинается в утробе матери и продолжается во время грудного вскармливания, особенно если мама следует ежедневным рекомендациям по приему витаминов и минералов.

«Настоящая хитрость заключается в том, чтобы научить маленьких детей любить хорошую еду, когда они переходят от грудного молока к цельным продуктам», — говорит Шонталер WebMD. «Научить детей пробовать все, а затем избегать продуктов, которые им не нравятся, в течение года или около того, поскольку вкус развивается, отлично работает».

Детям необходимо пять-шесть порций фруктов и овощей в день; пять порций цельнозерновых продуктов; две-три порции мяса, рыбы или птицы; и две-три порции молока. Порции меньше, чем у взрослых, не дадут детям слишком сильно набрать вес. Поскольку маленькие дети предпочитают соленые и сладкие вкусы, матери могут экономно «приправлять» овощи. Дети должны принимать витаминно-минеральные добавки в предписанной дозе.

«То, что Совет по пищевым продуктам и питанию и Всемирная организация здравоохранения рекомендуют для хорошего здоровья, отлично подходит и для IQ, и для поведения», — говорит Шонталер.

В его исследовании дети, принимавшие рекомендуемую суточную дозу витаминов и минеральных добавок в течение трех месяцев, изучали 14 различных академических предметов в два раза быстрее, чем дети, получавшие плацебо. У более чем 1 миллиона детей, которые хорошо завтракали и обедали в школе, успеваемость улучшилась на 16%, а 76 000 детей внезапно перестали быть «неспособными к обучению».

«Чтобы тренировать юные умы, читайте что-нибудь вместе каждый вечер. Стимулируйте интерес и любопытство вашего ребенка и поощряйте его играть на музыкальном инструменте», — говорит Ингегерд Карлссон, доктор философии, WebMD. Она работает психологом в Лундском университете в Швеции и творчески изучает изменения в работе мозга.

Однако «эффект Моцарта», при котором прослушивание классической музыки предположительно улучшает определенные показатели IQ, вероятно, переоценен, говорит Кеннет М. Стил, доктор философии, адъюнкт-профессор психологии Аппалачского государственного университета в Буне, Северная Каролина

«Младенцы , малыши и дошкольники, которые растут в домах, где принято говорить, слушать и читать, как правило, имеют более высокий IQ и более успешны в школе», — говорит Фрэнсис П. Гласко, доктор философии, адъюнкт-профессор педиатрии в Университете Вандербильта в Восточном Берлине. Па., сообщает WebMD.

Томас Дарвилл, доктор философии, заведующий кафедрой психологии Университета штата Освего в Нью-Йорке, рекомендует множество безопасных игрушек, ярких, шумных и интересных по форме или текстуре. Проведение большего количества времени с вашим ребенком в первый год жизни может принести большие дивиденды позже, как с точки зрения связи между родителями и детьми, так и с точки зрения умственного развития.

«Дети, оставленные в одиночестве сидеть и смотреть телевизор или играть в видеоигры, тоже не справятся», — говорит WebMD Шон К. Ачесон, доктор философии, доцент психологии Университета Западной Каролины в Каллоуи, Северная Каролина. «Поощряйте активное обучение и обмен идеями».

По мере взросления детям нужно время и свобода для игр и исследований, говорит Дарвилл. «Если ваш дошкольник играет в грязи или играет в ролевые игры с вами или сверстником, он учится тому, чему должен научиться».

Спорт, музыка и другие занятия, требующие сосредоточенного внимания и дисциплины, а также стимулирующие умственное развитие, но не заставляйте детей принимать ваши собственные интересы. «Тот факт, что папа любил хоккей в детстве, не гарантирует, что его собственные дети будут любить его», — говорит Дарвилл.

Интересы и стратегии обучения каждого ребенка уникальны, соглашается Готтфредсон. Чтобы развивать интеллект, мы не должны пренебрегать честолюбием, мужеством и добросовестностью, которые одинаково важны для успеха. Мы не должны забывать учить детей тому, как учиться.

«Немногие люди используют свой потенциал или даже понимают, что это такое», — говорит она. «Поощряйте детей развивать отношения и инструменты для наилучшего использования своего ума».

Роберт Дж. Стернберг, доктор философии, директор центра PACE и профессор психологии и образования IBM в Йельском университете. «Если мы примем во внимание то, как думают дети, мы сможем улучшить их достижения», — говорит Штернберг WebMD. «Если мы учим таким образом, который соответствует способностям детей, мы получаем гораздо лучшие результаты».

По мере того, как ранние эффекты окружающей среды стираются, обучение разведке должно стать делом всей жизни. Питаемый здоровой диетой и поощряемый к наиболее эффективному использованию своих уникальных даров, ваш ребенок должен быть готов к быстрому старту.

«Если вы сможете ускорить способность детей к обучению, пусть даже временно, приобретенные ими знания могут все еще быть с ними через 20 или 30 лет», — говорит Диккенс.