личный опыт и несколько выводов

Признаюсь, я очень долго вынашивала эту колонку — тема оказалась более чувствительной, чем я могла себе представить. Поэтому начать ее хочу сразу с довольно объемного вступления.

Я давно заметила, что все темы, связанные с детскими садами, традиционно вызывают много волнений, споров и возмущения. Когда мы публикуем результаты различных исследований, всегда находятся те, кто ими недоволен: пишут, что мы демонизируем сады, что мы нарочно пишем плохое и стараемся заставить родителей садовских детей чувствовать себя виноватыми.

На деле же, как мне кажется, проблема тут не в результатах исследований (которые мы, кстати, не придумываем, а берем из проверенных источников и просто пересказываем), а в том, что тема детского сада — она вообще сложная. В отличие от школы, детский сад является как будто бы не обязательным (никто не отправит вас в тюрьму, если ребенок туда не ходит), но при этом как будто бы обязательным.

Привет, общественное давление и удивленные вопросы от бабушек и чужих мам на детской площадке: «Как это — не ходит в детский сад?»

Возможно, многие родители с удовольствием не отдавали бы своих двухлеток и трехлеток в детский сад (это я сейчас только про российскую специфику), но реальность такова, что в большинстве случаев требует от мамы и папы постоянного присутствия на работе с девяти до шести, и девать ребенка просто некуда. Отсюда и появляется чувство родительской вины (кажется, оно появляется в любом случае, но об этом — чуть позже), неудовлетворенности своими решениями и раздражения.

Именно поэтому я так долго и мучительно раздумывала над этой колонкой — я ужасно боялась наткнуться на осуждение, недовольство и раздражение (и до сих пор боюсь), которые, на самом деле, не про меня, но упадут все равно на мою голову. Именно поэтому я пишу это огромное предисловие — чтобы объяснить, чтобы немного подстраховаться, чтобы забросить хоть немного идей за пуленепробиваемую стену чужой реальности и, может быть, кому-то помочь.

Я прекрасно осознаю, что в каких-то ситуациях мой жизненный опыт будет неприменим и неактуален — и это тоже совершенно нормально, я не претендую на статус истины в последней инстанции. Я пишу этот текст для того, чтобы поделиться опытом и, возможно, помочь кому-то взглянуть на свою жизненную ситуацию по-другому, и — это уже самые смелые фантазии — изменить ее к лучшему. Я пишу этот текст для того, чтобы валидировать ваши переживания и дать вам почувствовать себя не такими одинокими, если вы столкнулись с той же ситуацией, что и я (а я уж точно чувствовала себя в ней очень одинокой). И прежде чем вы обрушитесь на меня с возмущенными комментариями — пожалуйста, прочитайте этот текст до конца, а потом перечитайте этот абзац еще раз. Поехали.

В сентябре прошлого года мой почти четырехлетний сын отказался ходить в сад.

До этого он успешно отходил целый год в ясли — адаптация была, но прошла довольно безболезненно и длилась буквально неделю с небольшими откатами. В новом году он пошел в новую группу — с новыми детьми, воспитательницами, в новом помещении, и отходил туда всего три дня.

Все началось внезапно — спустя три дня похныкиваний и легких попыток «давай не пойдем», ребенок отказался ходить наотрез. Наотрез — это значит бурная истерика с визгами и рвотой на протяжении часа, пока его терпеливый папа пытался всеми доступными ему способами уговорить ребенка отцепиться от папиной ноги и зайти в группу. Спустя час папа сдался, погрузил мокрого от слез и притихшего ребенка в машину и привез обратно домой. Дальнейшие несколько попыток (одна — на следующий день, другая — после двухнедельного перерыва) тоже не увенчались успехом — истерика начиналась сразу с утра, с первым звуком будильника, и нам не удавалось даже одеть ребенка.

Пока я это пишу, я уже слышу стройный хор голосов: о том, что это адаптация, все дети так делают, не надо было «идти у него на поводу», надо было проявить настойчивость и твердость, иначе он почувствует свободу и будет этим пользоваться. Всем невидимым собеседникам хочется ответить: я знаю.

Я знаю, как в норме должна проходить адаптация (я даже целый материал об этом написала, чтобы досконально разобраться). Более того, я знаю, как проходит адаптация у моего ребенка (потому что наблюдала ее год назад). И то, что происходило в садовской раздевалке в сентябре прошлого года — это была не она. Точнее, может быть, немного она, но в остальном это было что-то другое (позже я выяснила, что это было).

И даже если это была адаптация и если для того, чтобы мой сын ходил в сад, мне пришлось бы ежедневно отрывать его — рыдающего, кричащего, икающего, дрожащего, синего от слез — от своей ноги и пихать в группу, то я на это пойти была не готова. Я знаю, среди вас есть те, кому приходилось это делать, и кто прошел через этот ад, знайте — я ни в коем случае вас не осуждаю. Вы делали то, что вам было необходимо. Вы прошли через страшное, и вы молодцы, я сочувствую вам и обнимаю вас. Лично у меня была возможность сдаться — и я ей воспользовалась. Я прекрасно осознаю, что такая возможность есть не у всех.

Поняв, что в сад ребенок ходить не намерен, мы с мужем поскрипели зубами и приняли решение оставить его дома. Здесь важно упомянуть, что я уже давно работаю из дома, а муж оказался там же благодаря пандемии. Учитывая, что в таком формате (с работой и сидящим дома ребенком) мы живем с апреля, мы решили, что в целом можно и продолжить жить так же — пока мы не решим, что делать с садом.

И мы пытались решить.

Мы ежедневно читали ребенку книги про сад. Мы живописали прелести садика и ужасы скучного сидения дома, пока мама с папой дружно клацают по клавиатуре. Мы шли на шантаж, подкуп, мы ругались и уговаривали. Сын внимательно слушал, иногда даже соглашался, но как только угроза садика становилась реальной — начинал рыдать. Искренне, бурно и громко — я знаю, как выглядит фейковый плач моего ребенка (которому не дали второе мороженое), и это был не он. Это было что-то горестное и мощное.

Я разговаривала с психологами, ходила на разговор с воспитательницей. На мой вопрос о том, могло ли в группе случиться что-то, что вызвало у сына такую реакцию, она ответила отрицательно, а потом сказала, что ребенок нами манипулирует, что нам надо проявить настойчивость и твердость, а то он так всю жизнь будет нами крутить. Со встречи я ушла ни с чем (и с ужасом за современное педагогическое образование).

Мне пришлось временно смириться с тем, что мой сын пока не ходит в садик — так вышло.

Мне пришлось смириться с тем, что когда мы выходим на детскую площадку, на ней либо никого нет, либо гуляют совсем малыши, потому что остальные дети в саду. Мне пришлось смириться с тем, что на вопрос любопытных «мимокрокодилов»: «А ты в садик ходишь?» мой ребенок отвечает: «Не-а, я не захотел». И, несмотря на то, что злость — на сына, на себя, на ситуацию, на воспитателей — у меня на тот момент улеглась, на ее место пришли страхи.

Я знаю, что когда ребенку четыре года, родители для него все еще важнее, чем окружающий мир, но мне все равно было страшно, что мы растим Маугли, воспитанного нашим хаотичным хоум-офисом.

Я боялась, что мой сын не развивается. В то время, как садовские дети танцуют «танец зайчиков» и клеят аппликации, мой сын вынужден развлекать себя сам — паззлами, конструкторами, раскрасками — но это ведь не по программе!

Я боялась, что он «сядет нам на голову» и «возьмет это в привычку» — а что, если он потом откажется ходить в школу? В институт? Работать? Что, если он теперь всю жизнь будет с нами?!

Я боялась, что мы выпали из какого-то базового сценария жизни, и это было самое страшное.

Несмотря на мой родительский нон-конформизм, мне почему-то было очень сложно принять, что я внезапно стала мамой «несадовского» ребенка. Я чувствовала, как будто из-под моих ног ушла твердая почва социальной предсказуемости: родись, ходи в сад и школу, поступай в институт, женись, работай, рожай детей. И хотя мозгом я прекрасно понимаю, что сценарии бывают разные, внутри меня все съеживалось от мысли о том, что каждое утро тысячи детей по тьме и холоду стоически топают в детский сад, а мы в обнимку валяемся под одеялом и рассказываем друг другу сны. Я взахлеб читала форумы родителей и записи блогеров, которые сознательно не отдавали своих детей в сад. Я восхищалась их дерзостью и решительностью.

Я хотела быть как они. Но мне все равно было страшно.

Оказывается, страшно было и моему сыну. Спустя почти полгода в каком-то обыденном разговоре он спросил, почему в его садике воспитательница говорила странное. «Что она говорила?» — переспросила я. «Что если мы не будем слушаться, то она позовет Бабу-Ягу», — ответил сын. Чтобы сказать это, он зажмурился и заткнул уши руками — настолько ему было страшно.

Бабу-Ягу! Серьезно?! На третий день адаптации в абсолютно новой группе воспитательница (которую ребенок тоже видит от силы третий день) говорит трехлетнему ребенку, что позовет Бабу-Ягу! И ребенок целый день ходит с этим ужасом внутри — он один, он никого не знает, его заберут только вечером, а тут еще и Баба-Яга какая-то маячит на горизонте, если он не дай бог сделает что-то не так.

Конечно же, мое первое желание было самой превратиться в Бабу-Ягу и пойти откусывать головы педагогам, которые решили использовать такие методы на дошкольниках. Но делать я этого не стала. Я обняла сына и заверила, что воспитательница поступила глупо и неправильно, а Бабы-Яги не существует. Совсем, вообще, никак — только в книжках.

Зимой мы нашли ребенку частный сад, куда водим его на несколько часов в день — так дешевле, и ребенок больше времени проводит с нами. Там маленькие группы, свой психолог и никакой Бабы-Яги (именно это было первым, о чем сын радостно сообщал мне с порога на протяжении первой недели: «Представляешь, мама, там никто ничего не говорил про Бабу-Ягу! Какой хороший день!»).

Адаптация прошла за три дня — легко и безболезненно, и мужу ни разу не пришлось отдирать сына от себя насильно. В итоге мы получили свои несколько часов спокойного рабочего времени без ребенка, ребенок получил свою социализацию и развивашки (а еще узнал, что садик — это далеко не всегда страшно и плохо).

Вся эта история, жуткая и некомфортная в начале, многому меня научила. Поделюсь некоторыми выводами, которые я для себя сделала.

Это как будто очевидно, но, скажу сразу: я не яростная противница госсадов. Я прекрасно понимаю, что далеко не у всех есть возможность отдать ребенка в частный. Однако иногда даже смена одного госсада на другой (или одной группы на другую) может сыграть огромную роль в психологическом комфорте ребенка и в его желании ходить в сад.

Трехлетки не умеют манипулировать (те, что немного постарше, — тоже). Они не в состоянии продумать коварный план, согласно которому они включают петергофские фонтаны слез каждый раз, когда вы подходите к садику, чтобы вы вернули их домой есть конфеты и смотреть телевизор. Если ребенок рыдает, умоляет не водить его и впадает в истерику при любом упоминании сада — это не потому, что он такой хороший актер, это потому, что ему и правда плохо.

Я не перестаю хвалить себя за свое решение — я могла бы начать давить на сына и водить его силком, поверив в то, что его слезы — это просто манипуляции и капризы. Но я предпочла поверить ему и признать за ним право чего-то отчаянно не хотеть и бояться — и, как оказалось, поступила верно.

В этот вывод я сама до сих пор не до конца верю, но я продолжу работать над собой. Социальный сценарий (с садами, школами и прочими мастхэвами) — очень удобная штука. Когда ты попадаешь в него, тебе не надо думать, не надо выбирать. Он снимает с тебя ответственность и дарит чувство безопасности, запрограммированности, надежности системы. Однако наша современная система образования далека от идеала и еще дальше от частных потребностей конкретных детей.

Возможно, если ребенку плохо, а у родителей есть возможность (это важно!), стоит не «жрать кактус», а поискать альтернативные варианты в виде домашнего образования, семейных детских садов и прочих вещей, которые в нашем обществе пока выглядят немножко «блажью», а по сути для кого-то могут являться единственным спасением.

Здесь отчасти работают принципы маркетинга. Нельзя хорошо продавать товар другим людям, если тебе самому кажется, что товар — говно. Я не лютый фанат того сада, куда ходил мой ребенок, а потому мне было сложно убеждать ребенка в том, что садик — это что-то обязательное, важное, нужное и полезное.

Я понимаю, что если бы параллельно с садом нам с мужем надо было бы топать в офис или на завод на полный день, разговор был бы совершенно другим, и ребенок шел бы в сад просто потому, что он не может сидеть дома один. Но поскольку работа из дома дает больше свободы, довод «маме с папой надо работать» в нашем случае оказался несостоятельным — сын обнаружил в себе способности тихо и самостоятельно играть в комнате по паре часов, поэтому «продавать» ему сад надо было как-то иначе.

И тут я поняла, что, несмотря на мой страх, у меня нет ни одного весомого довода силком таскать ребенка в сад. После того, как я нашла сад, в который ребенок ходит сейчас, пообщалась с сотрудниками и побывала в группах, мне стало намного проще рассказывать ребенку, как в садике хорошо и весело — потому что там и правда хорошо и весело (а не потому что «я так сказала»).

Я поняла, что изначально оказалась в тупике из-за того, что выбирала либо между садом на полный день, либо отсутствием сада вообще. Чуть позже я начала думать про «половинчатые» варианты — когда не обязательно делать что-то все время или с полной занятостью, а можно распилить по кусочкам. Если есть возможность, можно водить ребенка в сад на полдня (даже в госсад, никто не может вам запретить). Можно водить ребенка в сад на три дня из пяти, а на другие, например, брать няню или вызывать бабушку — у каждого из нас свои возможности и свои условия, и из них можно попробовать выжать комфортный максимум для всех.

Это такая очевидная истина, которая в очередной раз прошла проверку на прочность. Да, существуют тысячи и тысячи детей которые без проблем ходят в детский сад, слушают угрозы про Бабу-Ягу, получают в лоб совочком, едят манную кашу с комочками, и им нормально. Ну вот прям от души нормально или даже хорошо — и это здорово. А есть тысячи других детей, которым не нормально, которым плохо, грустно, некомфортно, страшно и неприятно.

И это ответственность их родителей — сделать так, чтобы им было не так плохо, а хотя бы терпимо. И в данной ситуации за своего ребенка мы решили так, как ему объективно лучше — он бежит в новый сад с радостью, приносит оттуда поделки и рисунки, начал заводить себе друзей. Он перестал нервно грызть ворот футболки, стал лучше есть и меньше скандалить. Данное решение стало для нас оптимальным — и мы несем за него ответственность.

Я отдаю себе отчет, что мне во многом повезло: я живу в большом городе, где много садов — как государственных, так и частных. Мы с мужем работаем из дома, а полдня в частном саду не пробивают в нашем бюджете бездонной дыры. У нас относительно гибкие графики, которые позволяют забирать ребенка из сада посреди дня и планировать время так, чтобы еще провести с ним время вечером. В моей ситуации много факторов, которые сделали мой выбор таким, какой он есть. Я не призываю вас забирать детей из госсадов, если они плачут, и отдавать их в частные сады, потому что там лучше.

Я призываю вас прислушиваться к своим детям и верить им на слово.

Искать альтернативные варианты (даже если это будет просто другой сад, до которого идти на десять минут дольше), пусть даже «половинчатые», задействовать все доступные ресурсы. Я призываю не склонять голову перед системой, которая говорит вам, что ваш ребенок манипулирует, врет, и садится вам на шею, а бороться с ней так, чтобы ребенок видел — родители за него горой, хоть против Бабы-Яги, хоть против ГорОНО.

Я призываю вас мыслить критически и решать за своего, именно за своего конкретного ребенка с его конкретными особенностями характера и потребностями. И, что самое главное, я призываю вас не винить себя за ваш выбор. Если вы знаете, что старались как лучше, сделали все, что могли, и других возможностей у вас нет — то нет в этом и вашей вины.

Что делать, если ребенок не хочет ходить в детский сад

Слушать новость

Что делать, если ребенок не хочет ходить в детский сад. На этот вопрос отвечает тюменский психолог.
Тюменские родители интересуются в соцсетях, почему ребенок наотрез отказывается ходить в детский сад, ведь он очень любит играть с другими детишками. Мамы просят советов друг у друга и задаются вопросом, что делать, чтобы исправить ситуацию. По мнению ведущего психолога регионального центра «Семья» Джамили Достоваловой, чтобы научить ребенка любить детский сад, родителям в первую очередь нужно начать с себя и вспомнить свои ощущения в этом возрасте.
– Родителям нужно задать вопрос самим себе: а что у вас связано с детским садом, что вы помните про свои детские сады, что вам нравилось, что не нравилось, что бы вы хотели, чтобы у вашего ребенка было исключено из общения с детским садом, а что наоборот хотелось бы чтобы повторилось, только в его жизни? Отношение ребенка с социумом – это не его отношения на самом деле, а проекция родительских отношений. Родитель, который ведет ребенка в детский сад и ожидает, что там будет здорово и вкусно, говорит про себя. Это у него так было. А бывает и так, что родитель вообще не посещал детский сад или столкнулся там с громкоголосым воспитателем, который разительно отличался от его спокойных родителей. Этот человек где-то внутри ждет, что его ребенок тоже встретится с такой же историей,

– поясняет специалист.

Джамиля Достовалова уверена, что громкий голос для воспитателя – это профессиональная норма. Даже немного поработавший в детском коллективе человек в итоге учится владеть своим голосом, и это вовсе не значит, что он постоянно кричит. Просто он умеет сказать так, что его все услышат. К сожалению, все мы очень подвержены стереотипам, и люди с громким голосом или яркой жестикуляцией часто воспринимаются нами как агрессивные, потому что их поведение может нарушать наши личные границы.
– Очень рекомендую родителям потренироваться самим строить свою жизнь от себя и научить этому ребенка. Самое тяжелое здесь задать себе вопрос «А почему мне повезло?». Например, мне повезло, что у моего воспитателя такой громкий голос. Если вся группа заблудится в лесу, она так крикнет, что мы все ее сразу услышим и прибежим. Воспитатель ненадолго с ребенком, и жизнь ребенка до пяти лет

–

это вообще не про воспитателя. До пяти лет в нем живет эгоцентризм чистой воды, ему важно, чтобы дома было хорошо. Это потом он разворачивается к родителям спиной, зная, что они его подхватят, защитят и прикроют тылы. Он понимает, что попал в большой мир, вокруг оказывается тоже есть люди, да еще и со своим характером. А до этого он вообще эгоцентрик, он пуп земли. И ребенку не нужна любовь со стороны детского сада, ему хватает любви родителей. Любовь – это семья. А детский сад – это про присмотр. Это место, где ему нужно побыть, пока мама с папой на работе,

– говорит психолог.

Специалист предлагает делать упор на позитивные моменты и вещи, которые ждут ребенка в дошкольном учреждении. Например, в садике можно играть с детьми, там есть игрушки, а на территории участка находится песочница и спортивные снаряды. А если еще и у воспитательницы громкий голос и имя какое-нибудь красивое, то вообще замечательно. Детский сад – это праздники, выступление перед родителями, это компот, который разливают из ведра поварешками, или чайники, которых дома уже ни у кого нет.
– Обязательно надо искать якорь, за который можно зацепиться, найти, что нравится, что хорошего в детском саду. И конечно же ребенок, который умеет играть, но боится ходить в детский сад, скорее всего не знает, что это такое. Это место, где он будет находиться, пока мама с папой на работе, это место, где он может поиграть с детьми. Даже если он не ест там суп и кашу, а только хлеб с чаем, он уже не голодный. Он придет домой и поест, потому что дома хорошо.

Обязательно надо договариваться о временных промежутках. Допустим, я приду за тобой после полдника, когда вы пойдете на улицу или во время вашей прогулки. И надо соблюдать эти ритуалы. И говорить про детский сад вкусно, обязательно выделять что-то хорошее. Например, большой шкафчик. Будет здорово, если родители похвастаются этим шкафчиком, удобными лавочками, удобными полками для обуви где-нибудь еще при ребенке. Представляете, а у нашей Машеньки в детском саду очень удобно все придумано. Это повод для гордости. А то, чем мы гордимся, нам нравится,

– поясняет Джамиля Достовалова.

Поэтому родителям нужно в первую очередь начать с себя. По словам психолога, когда они начинают задавать такие вопросы себе, выясняется, что мамы и папы пытаются погасить ненависть, которая родилась после неприятных историй из их детства. Например, они долго ждали родителей, а те не приходили, или сидели один в дежурной группе, или вообще оставались на ночь в детском саду, в группе круглосуточного пребывания.
– Да, ты себя жалеешь. Но сейчас, зная все неприятные ситуации, которые могут доставить ребенку дискомфорт и горе, ты многое можешь предусмотреть. Ты можешь сделать так, чтобы с ним этого не случилось. Родителю надо договориться с собой, понять, что он всегда может помочь своему ребенку, что его любви ребенку точно хватит, что он не нуждается в любви еще какого-то чужого человека, воспитателя,

– резюмирует специалист.

Добавим, что попасть на консультацию к психологам центра «Семья» можно по предварительной записи. Запись осуществляется по телефонам 8 (3452) 20-21-33, 30-26-27 и 20-14-47. Консультации бесплатны для льготных категорий граждан. Все остальные могут получить бесплатную консультацию психолога по детскому телефону доверия 8-800-2000-122 или онлайн во

«ВКонтакте»

и в

«Одноклассниках».

Следите за нами в социальных сетях:

«ВКонтакте»,

«Одноклассники».

Подписывайтесь на

Telegram-канал

и

TikTok.

Почему наши дети не ходят в детский сад

Как и во многих семьях, обучающихся на дому, мы видели систему образования, изобилующую тестами, тренировками, рутинной работой и ошибочными идеями

Около года назад подруга моей жены осматривала классную комнату детского сада в своей местной школе, расположенной в районе Нью-Йорка, где проживает средний класс, смешанный в расовом отношении. Она заметила отсутствие блоков, принадлежностей для рукоделия, столов с песком или водой, кукольного театра — вещи, которые она помнила из своего собственного года в детском саду, давным-давно. Учитель решительно покачал головой. «Они играли с этим в pre-K», — сказал он. «В детском саду они здесь, чтобы работать».

Я не сомневаюсь, что учитель думал, что это был правильный ответ, и для некоторых родителей, возможно, так оно и было. В конце концов наша подруга решила обучать своего сына на дому, и именно так Лесли, моя жена, познакомилась с ней в первую очередь. Но это не мораль истории. Один изолированный анекдот не имеет большого социального значения, и, хотите верьте, хотите нет, я не собираюсь использовать его в качестве евангелистского инструмента.

Как я начал документировать прошлой осенью, Лесли в настоящее время занимается домашним обучением наших близнецов — Нини и Десмонда, которым сейчас почти 6 лет — в детском саду и, вероятно, в первом классе. Кроме того, это чье-либо предположение. (Вы можете следить за их прогрессом в блоге Лесли.) Из множества статистических и неподтвержденных данных кажется очевидным, что домашнее обучение быстро росло в последние годы, и это включает в себя то, что часто называют светским домашним обучением, что означает домашнее обучение, в первую очередь не мотивированное религиозные или моральные интересы.

Но любой, кто утверждает, что домашнее обучение является чем-то большим, чем крошечная часть решения проблем образования Америки, обманывает себя. Домашние школьники — это самовыбранная, конституционно нонконформистская группа, которая включает, по приблизительным подсчетам, от 2 до 3 процентов населения школьного возраста. (Спешу добавить, они чрезвычайно разнообразны с точки зрения географии, экономики, класса и расы.) Но силы, которые выталкивают все большее число родителей и детей из системы государственных школ, повсеместны и затрагивают практически каждую семью. в Америке, независимо от того, где их дети ходят или не ходят в школу.

Я должен пояснить, что для нашей семьи и большинства других знакомых нам домашних школьников — сеть онлайн-поддержки Лесли включает родителей по всей стране, богатых и бедных, набожных и атеистичных — решение было глубоко личным и в первую очередь позитивным по своей природе, не какой-то оптовый идеологический отказ от государственного образования. Подруга Лесли Алисия Байер, блогер и мать четверых детей из Уэстбрука, штат Миннесота, говорит, что ее семья нашла домашнее обучение «радостным образом жизни», и это скорее типично, чем нет.

Все это говорит о том, что реальные и предполагаемые неудачи государственных школ Америки играют роль? Конечно, они делают. Так же, как и в решениях, принимаемых миллионами других американских семей о том, как и где они будут жить, семьям, для которых домашнее обучение никогда не появляется на экране радара как реальная или желательная возможность.

По всей стране дети и родители подают заявления в школы за пределами отведенных им зон или районов, участвуют в лотереях чартерных школ, готовятся к экзаменам в целевых школах, подают заявки на ваучеры в частные школы. Родители приносят многочисленные и все более болезненные финансовые жертвы: уменьшают размер своих домов, чтобы переехать в престижные районы или пригороды, которые они едва могут себе позволить; устраиваться на дополнительную работу или брать вторую и третью ипотечные кредиты для оплаты обучения в частной или приходской школе. Если вы читаете это и у вас есть дети школьного возраста, шансы близки к 100 %, что вы сами сделали что-то из этого в поисках образования для своих детей, которое было бы чем-то лучше, чем школьное. самая очевидная бесплатная и местная возможность.

И в самом деле, как хорошо известно родителям младших школьников, эта история о подруге моей жены и воспитательнице детского сада не является какой-то изолированной или апокрифической аберрацией. Как говорит Сьюзан Энгель, психолог, возглавляющая программу обучения в Уильямс-колледже: «Есть отличные государственные школы, но их слишком мало. Они не должны быть в меньшинстве, и так оно и есть».

Вообще говоря, в американском государственном образовании, особенно в младших классах, доминирует причудливая ортодоксия, которая почти полностью не поддерживается тщательными исследованиями или, если уж на то пошло, учителями, педагогами и детскими психологами. Это ортодоксальность политических модных словечек, таких как «стандарты» и «подотчетность», ортодоксальность методов бизнес-школ, таких как стандартизированное тестирование (и часы подготовки к тесту, которые сопровождают его), обучение на основе упражнений и сценариев и повторяющаяся рутинная работа. Это ортодоксия создала домашнюю работу для 5-летних, наряду с ожиданием того, что они должны быть в состоянии сидеть за партой часами (или рискнуть потерять свои 20 минут «времени выбора», которые вы и я когда-то известный как перерыв).

«Кризис в детском саду», академическое исследование 268 классов детских садов в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, которое было проведено исследователями из Университета Лонг-Айленда, Колледжа Сары Лоуренс и Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и опубликовано в прошлом году некоммерческой правозащитной группой Alliance for Childhood. скажем так:

Теперь дети тратят гораздо больше времени на обучение и проверку грамотности и математических навыков, чем на обучение посредством игр и исследований, упражнений для тела и использования воображения. Во многих детских садах используются строгие учебные программы, адаптированные к новым государственным стандартам и связанные со стандартизированными тестами. Во все большем количестве детских садов учителя должны следовать сценариям, от которых они не могут отклоняться. Эти методы, не основанные на исследованиях, нарушают давно установленные принципы развития ребенка и хорошего обучения. Становится все более очевидным, что они ставят под угрозу как здоровье детей, так и их долгосрочные перспективы успешного обучения в школе.

На первый взгляд и для многих людей это не совсем похоже на преступление против человечности. Дети изучают грамоту и математику в детском саду — какой ужас! Я имею в виду, это очень плохо с игровым временем и всем остальным, но времена тяжелые, и Соединенные Штаты (как нам часто говорят) могут терять свое «конкурентное преимущество» по сравнению с Китаем, Японией и Европой. Может, малышам уже пора закрыть кукольный театр и заняться книгами.

Это могло бы быть веским аргументом, если бы имелись убедительные доказательства того, что все более «академическая» и ориентированная на тесты среда начальной школы на самом деле порождала более способных, умных или лучше подготовленных подростков и взрослых. На самом деле, большинство исследований указывают на противоположное. В то время как средняя школа, старшая школа и университетское образование в Азии, как известно, конкурентоспособны и требовательны, большинство китайских и японских школ (согласно отчету Альянса за детство) остаются основанными на игре примерно до второго класса. Германия отказалась от своей программы «раннего обучения» в детском саду после того, как исследование показало, что дети, которые посещали детские сады-игры, превосходили тех, кто этого не делал. Финские дети часто даже не идут в школу, пока им не исполнится 7 лет, и неизменно получают одни из самых высоких результатов в мире на международных экзаменах, которые сдают 15-летние подростки.

Среди академических психологов и ученых-педагогов по этому поводу не возникает особых споров, что делает еще более примечательным тот факт, что эта новая ортодоксия, основанная в равной степени на политике, идеологии частного сектора и родительской тревоге, стала настолько твердо установленный. «Что меня ошеломляет, поскольку я психолог развития, — говорит Сьюзен Энгель, — так это то, как мало наши идеи повлияли на то, как страна думает об образовании».

«Мы знаем, что игра необходима для хорошего когнитивного развития. Это не просто приятно, или облегчение, или дружелюбие к детям, или «Им нужен перерыв», или что-то в этом роде. Когда мы изучаем, что происходит, когда дети играют, мы видим, что это ситуация и деятельность, в которой они учатся вещам, которые мы считаем важными для мышления более высокого порядка.Когда детский сад становится слишком ориентированным на навыки, дети на самом деле не могут делать то, что, как мы, как психологи, знаем, они должны делать. сделать, чтобы развить сложные способы мышления, в том числе задавать вопросы и пытаться найти ответы на эти вопросы».

Недавнее исследование детской любознательности, проведенное Энгель, привело ее к изучению пяти детских садов и пяти классов пятого класса в округе Беркшир, штат Массачусетс, сельской местности, которая демографически и физически сильно отличается от школ больших городов, изученных в отчете Альянса за детство. «Школы в графстве Беркшир очень хорошие, — говорит она. «Они в безопасности, с дружелюбными учителями, тренажерным залом, хорошей столовой, веселым чтением вслух. Но они все еще не очень хорошо справляются с обучением детей».

Энгель обнаружил, что в процессе преподавания и обучения в этих сельских школьных округах преобладают «невероятно удушающие стандартизированные результаты тестов», как и в любой городской школе. Она надеялась задокументировать то, что она называет этнографией любопытства: «Где дети что-то исследовали? За столом или чаще на открытых площадках? В какое время дня они задавали вопросы? или это были какие-то классы? Оказалось, что я не мог ответить на эти вопросы, потому что на обоих уровнях проявлялось так мало любопытства. не смотрел исследования».

Учитывая, что многие педагоги и психологи считают, что режим стандартизированного тестирования и обучения на основе упражнений является контрпродуктивным, если не активно разрушительным, как, черт возьми, он стал настолько широко принятым? Всегда хочется обвинить эксцессы администрации Буша — и закон «Ни одного отстающего ребенка», безусловно, закрепил эти стандарты и практику в качестве федеральной политики, — но проблема на самом деле гораздо глубже и, похоже, возникла из ядовитого смесь правой политической философии, добрых намерений, ориентированных на реформы, и, возможно, ошибочных потребностей и желаний нового поколения родителей.

В последние десятилетия политики всех мастей наживались на критике государственных школ. Республиканцы обвинили их в отсутствии строгости и дисциплины в классе, характерных для трех «Р», а демократы сетовали на то, как они подводят детей из бедных районов. На практике две критические точки зрения слились воедино и, казалось, требовали столь же радикальных решений.

«Чтобы понять причины этих изменений, вам нужно поговорить с бизнес-сообществом», — говорит Эдвард Миллер, директор по исследованиям Alliance for Childhood и соавтор книги «Кризис в детском саду». «Если вы посмотрите на аргументы и комментарии, которые появляются, когда Wall Street Journal освещает эти вопросы, вы увидите определенные общие темы: учителя ленивы, школы — гигантский провал, потому что союзы учителей слишком сильны. стандартов и отсутствием строгости, и весь этот обидчиво-чувственный эксперимент прогрессивного образования обернулся катастрофой».

Решения, которым отдают предпочтение такие наблюдатели, говорит Миллер, основаны на моделях «командования и контроля», знакомых военным и деловому миру, что, конечно же, апеллирует к предубеждению частного сектора, которое (по крайней мере, до недавнего времени) было сильным. в американской общественной жизни. Это также согласуется с «давней американской чертой конкурентоспособности», говорит Миллер. «Люди хотят, чтобы их дети приходили первыми, а это означает, что они будут делать что-то все раньше и раньше, отодвигая учебную программу в младшие классы. Существует широко распространенное мнение, что дети будут лучше учиться, если будут изучать алгебру, когда они маленькие. Науки нет. к этому. Это просто суеверие.

В замечательной статье Патти Хартиган о войнах в детских садах, опубликованной в августе прошлого года в журнале Boston Globe Magazine, Нэнси Карлссон-Пейдж, профессор педагогики Университета Лесли в Кембридже, Массачусетс, отмечает, что родители начала 2000-х «Малыш Эйнштейн «Поколение было соблазнено передовыми нейробиологическими исследованиями, поверив в целый набор технологических способов быстрого доступа к образованию. Она говорит, что такие родители были «введены в заблуждение маркетинговой культурой и школьной культурой, которая говорит им, что достижения в раннем детстве — это дети, сидящие за столами и делающие рабочие листы».

Совершенно верно, что мы с Лесли хотели, чтобы наши дети проводили больше дня за играми, чем в обычном нью-йоркском детском саду, и мы, конечно же, не хотели, чтобы они часами сидели за столами и выполняли задания по буквам. Г. Но мы также хотели, чтобы они узнали больше — и были более заинтересованы в обучении — чем мы думали, что они будут в такой среде.

В начале февраля Энгель написала широко разрекламированную и широко распространенную обзорную статью для New York Times об изменениях, которые она хотела бы увидеть от администрации Обамы в образовательной политике. (В то время как Обама проводил предвыборную кампанию, обещая разобрать «Ни одного отстающего ребенка», теперь он, похоже, с большей вероятностью подправит его по краям и оставит основные идеологические параметры на месте. Почему это звучит знакомо?) Она представила себе гипотетический школьный день, в котором дети проводили два часа за чтением и прослушиванием книг, час или около того за написанием рассказов, писем или комиксов, короткое, но целенаправленное занятие по вычислительной арифметике, многочисленные продолжительные беседы с учителями и много времени для игр.

Вместо «учебной программы, которая в настоящее время душит и детей, и учителей», Энгель представляет себе скромный набор одновременно широких и конкретных целей начального образования. К 12 годам, пишет она, дети «должны уметь читать главу книги, писать рассказ и убедительное эссе, знать, как складывать, вычитать, делить и умножать числа, находить закономерности в сложных явлениях, использовать факты, чтобы поддержать свое мнение». ; быть частью группы людей, которые не являются их семьей; и участвовать в обмене идеями в разговоре. Если бы все учащиеся начальной школы овладели этими способностями, они были бы готовы выучить почти все в средней школе и колледже».

Для очень многих домашних школьников — и, я уверен, для многих других людей — это был момент озарения. И цели, и методы, предложенные Энгелем, довольно близко подходят к описанию того, что Лесли и другие домашние школьники, которых я знаю, на самом деле делают и чего они надеются достичь. «Я слышал от многих людей, которые говорили: «Мы уже делаем это», — говорит Энгель, — будь то домашние школьники, люди Монтессори, люди Рудольфа Штайнера или кто-то еще. Конечно, мое дело в том, что я хочу чтобы увидеть это в государственной школе».

Я не могу говорить за большинство домашних школьников, которые представляют собой крайне разнородную группу, но те, кого я знаю лично, с энтузиазмом согласятся. Маловероятно, по многим причинам, что Лесли и я будем обучать Нини и Десмонда на дому до 12-го класса, и мы были бы рады, если бы существовали общедоступные варианты, напоминающие модель Энгеля и включающие в себя некоторые альтернативные образовательные философии, которые были вдохновлено домашним обучением. Гораздо важнее то, что эти варианты принесут пользу всем детям, включая подавляющее большинство, для которых домашнее обучение не является вариантом.

Несмотря на то, что яростные дебаты, разожженные моими первыми двумя статьями из этой серии, были непреодолимыми, в чем-то вроде автокатастрофы в этих дискуссиях было гораздо больше жара, чем света. Очевидно, мы считаем, что домашнее обучение является жизнеспособной и ценной частью образовательной головоломки, иначе мы бы не занимались этим. Я сам являюсь продуктом государственных школ, и я могу понять, почему некоторые люди считают домашнее обучение нарушением общественного договора или реакционным, чрезмерно защищающим отказом от публичной сферы. В конечном счете, однако, домашнее обучение может быть более важным как место для некоторых нетрадиционных идей об образовании, чем как широко распространенное социальное явление или панацея.

«У вас много преимуществ как у домашнего школьника», — сказал мне Энгель. «Мы все знаем, что легче учить детей, которых вы любите и о которых заботитесь, и когда они любят вас и заботятся о вас. Вы работаете с небольшой группой детей, что приводит к третьему преимуществу: есть намного больше возможность для неформального обучения, которое является наиболее мощным видом обучения. Очень трудно воспроизвести неформальное обучение в комнате с 30 детьми и постоянно звонящим звонком. Кое-что из этого мы могли бы изменить, если бы захотели. ответ заключается не только в том, чтобы увидеть, что отличается, но и в том, чтобы посмотреть, что мы могли бы позаимствовать у домашних школьников. 0007

«Иногда люди хотят настроить это так: Вы за домашнее обучение? Вы против? В государственных школах? Да. Я бы хотел, чтобы вы были. Я бы хотел, чтобы ваши дети были такими. Я хочу, чтобы в государственных школах было больше таких хороших вещей.

Миллер из «Альянса за детство» говорит, что в некотором смысле вызывает сожаление распространение домашнего обучения. «На уровне разработки политики, на уровне общества просто ужасно, что людям приходится выбирать это. Но когда дело доходит до ваших собственных детей, все ставки сняты. школа, которая собиралась убить их радость в учебе. Это жестокое обращение с детьми».

Эндрю О’Хехир

Эндрю О’Хехир — исполнительный редактор Salon.

БОЛЬШЕ ОТ Эндрю О’Хехира

Актуальные статьи из салона

«Я не хочу идти в детский сад»

Начало детского сада сопряжено с множеством проблем для маленьких детей. Если ваш ребенок несколько лет посещал детский сад, вероятно, он испытывает сильную тревогу разлуки. Он был знаком с учителями, зданием и распорядком дня. Многие из друзей вашего ребенка могут разойтись в разные стороны. Ваш ребенок, вероятно, уже посетил свою новую школу и может чувствовать себя ошеломленным ее размером. Возможно, вы часто проходите мимо новой школы, и это постоянное напоминание о движении вперед. Родственники и друзья могут приветствовать вашего ребенка такими замечаниями, как: «Ты такой взрослый. Ты идешь в школу для больших мальчиков.

Не удивляйтесь, если однажды ваш ребенок объявит: «Я не пойду в детский сад». Отчасти это связано с ее тревогой по поводу ухода из детского сада и встречи с неизвестным. Но это также связано с ее двойственным отношением к взрослению. Конечно, ходить в школу для больших детей интересно — она будет такой же, как ее старшие братья и сестры, — но она также отказывается от младенчества. Когда дети делают шаг вперед в развитии, они могут испытывать тревогу. Для них также естественно регрессировать к более раннему поведению, такому как сосание пальца или несчастные случаи с туалетом. Как только они чувствуют себя более комфортно, такое поведение обычно исчезает. Вам нужно будет оказать поддержку вашему ребенку, когда он сделает этот огромный скачок в развитии. Вот несколько стратегий, которые облегчат ее переход.

1. Когда он говорит, что не хочет ходить в детский сад, не обсуждайте с ним преимущества образования перед работой за минимальную заработную плату. Вместо этого обратитесь к его тревогам напрямую. Спросите его, чего он боится, что произойдет в детском саду. Если он говорит, что некому будет отвести его в туалет, он, вероятно, имеет в виду, что беспокоится о том, что некому будет о нем позаботиться. Убедите его, что найдутся учителя, которые помогут ему во всем, что ему нужно.

2. Попробуйте устроить для нее свидание с ребенком, который будет учиться в ее новом классе до начала занятий. Если в первый день в школе у ​​нее будет один друг, ей будет легче приспособиться.

3. Убедите его, что детский сад похож на детский сад. Будут игрушки, свободная игра, время во дворе и обед. Используя куклы или фигурки, разыграйте день в детском саду. Это поможет ему чувствовать себя спокойнее.

4. Объясните ее двойственное отношение к старению напрямую. В тихий момент вы можете сказать: «Иногда трудно стать больше и перестать быть маленьким ребенком. Все дети так себя чувствуют». Выразите волнение по поводу новых вещей, которые она узнает в детском саду, и предложите друзьям и родственникам не придавать особого значения тому, насколько она большая.

5. Если ваш ребенок хочет, чтобы его брали на руки, как младенца, побалуйте его. Избегайте создавать большие проблемы из-за такого регрессивного поведения. Когда ваш ребенок привыкнет к школе, они исчезнут.

6. Имейте в виду, что вы также проходите процесс разделения. Ваш ребенок растет. Детский сад будет казаться менее личным, чем детский сад. Возможно, вы не сможете каждый день провожать ребенка в класс или болтать с учителем так часто. Через некоторое время вы и ваш ребенок привыкнете к этим изменениям.